Эдвард, вырастая, становился все более и более похожим на Саймона, о чем Хелен с Клиффордом старались не думать. Няня Энн, впрочем, обещала, что Эдвард вырастет высоким мужчиной, и предпринимала некоторые упражнения, чтобы выполнить свое обещание.

Клиффорд с Хелен обычно ночами лежали на своей добрачной кровати в обнимку, будто страшась, что какой-нибудь демон вновь разлучит их. Однако только ангелы витали над их ложем, рассыпая благословения.

А затем случилось странное событие. Было это так: Клиффорд шел мимо магазинчика, продающего всякое старье, в том числе и предметы искусства, известного как «Роаш», на Камден Пэсседж. В витрине была выставлена картина, зажатая между достаточно красивым кувшином и ничего из себя не представляющим подсвечником (в те дни такие вещи можно было купить за сущие пенсы! С тех пор много воды утекло; шиллинги и пенсы канули в небытие, а вместе с ними и серебряные трехпенсовые монетки — на Рождественский пудинг) — картина была без рамы, размером около 24 см на 18 см, и такая грязная и запыленная, что почти невозможно уже было рассмотреть сам сюжет.

Клиффорд зашел, некоторое время препирался с хозяином относительно цены на подсвечник — и купил его за четыре фунта, вдвое более того, что Билл Роаш, владелец, наркоман и торговец стариной, надеялся выручить за него. Затем он, как бы невзначай, справился о картине. Роаш, знавший все трюки коллекционеров, как представитель династии банкиров, внезапно проявил подозрительность.

— Я не уверен, что стану выставлять ее на продажу, — проговорил он, достаточно грубо и небрежно вытаскивая картину из витрины, и как бы ожидая покупателя с более чем ординарным интересом. Однако такого покупателя не нашлось.

— А я не уверен, что хочу купить ее, — сказал Клиффорд. — И не уверен, что кто-то вообще у вас ее купит. Кто автор? Это — имя — или просто любитель?

Роаш потер правый угол картины: его пальцы были одновременно и ухожены, и грязны. Под слоем грязи и краски проступили буквы: сначала «V», затем «I», а затем «NCE» и «NT».

— Винсент, — прочел Роаш.

— Никогда не слышал о таком художнике, — откликнулся Клиффорд. Клиффорд был незнаком Роашу, и откуда было тому знать, что тон голоса Клиффорда стал от волнения выше, чем обычно? — Какой-то самоучка, полагаю. Что это, цветы? Взгляните на эту линию — это изгиб лепестка — очень груба.

Если вам кто-то уверенно говорит, что линия груба, то вам ничего не остается, кроме как согласиться.

— Сейчас взглянем, — сказал Роаш, доставая свой Бенозет — гид по искусству.

— Это все пустая трата времени. Но если угодно… Винсент. На «V» немного имен. Вряд ли кто-то стоящий, — небрежно проговорил Клиффорд.

Роаш взглянул на «V» — и не нашел имени Винсент.

— Тогда не знаю, — сказал Клиффорд. — На вашем месте я сделал бы рамку. Пожалуй… я дам за нее пару фунтов. (Опасно поднимать цену: Роаш сразу заподозрит неладное).

— Но картина старая, — возразил Роаш, — кроме того, я же сказал, что не собираюсь продавать ее. Мне она нравится.

— Хорошо: даю пятерку, — предложил Клиффорд, — но я, кажется, сошел с ума.

Деньги перешли в руки Роаша.

— Где вы ее откопали? — справился Клиффорд. Картина была его!

— Я разбирал чердак у одной старой леди в Блэкхите, — ответил Роаш.

Сердце Клиффорда так и подпрыгнуло в груди: Винсент Ван Гог ходил пешком из Рамсгэйта в Блэкхит в свои молодые годы в Англии (и ничегошеньки не думал о значении этого факта).