Не вмешивайся в мои дела!
Энджи была в шоке — и немедленно начала плакать. Она испортила свой дорогостоящий макияж, закапала слезами крепдешин, который не выносит влаги, и еле выговорила, униженно и потрясенно: «Я хочу тебя прямо сейчас, Клиффорд. Только один раз. Я обещаю после этого уехать и оставить тебя и Леонардос в покое».
Как вы догадываетесь, Клиффорд уступил ее просьбе, скорее из жалости, конечно, но не без примеси самодовольства — на старомодной кровати «Клэриджес» с медными набалдашниками; к тому же утром, что представляется мне и безвкусным, и декадентским. Затем он отправился к юристам, чтобы узнать, насколько быстро может Хелен развестись со своим карликом, то бишь с талантливым, честным, страдающим Саймоном.
— Прости меня, Саймон, — сказала Хелен мужу, Саймону Корнбруку. — Ты сам видишь, наш брак не получился! А у тебя, в конце концов, есть Салли Сен-Сир.
Но, конечно, Саймон совсем не желал Салли Сен-Сир. Все, чего он сумел достичь в своих попытках пробудить в Хелен ревность, это — поставить себя самого в морально и юридически ложное положение. Ну что ж, совсем нередкий случай. Муж или жена сознаются в своих амурных делишках, предполагая отчего-то, что их супруга (супруг) будут сидеть в бездействии и лить слезы; и ни на минуту не представляя себе, как много могут они потерять в случае, если другой поведет себя аналогичным образом. А в это время другой супруг находит себе еще кого-то — и уплывает из-под рук с чистой совестью и львиной долей денег.
Никогда не признавайтесь в таких делах, читатель; никогда не позволяйте себя разоблачить, если вы цените свой брак. Иначе вы рискуете остаться ни с чем: без супруга, без любовника (как правило, любовники ценят вас лишь тогда, когда вы недостижимо чьи-то), с чувством вины и без поддержки. Вы можете даже потерять детей. Это случается.
Хелен была добра, поэтому она, конечно, сказала, что Саймон может продолжать видеться с ребенком, потому что их развод повлечет за собой лишь очень немногие изменения. И в самом деле, разве не так? Саймон так часто бывает в отъездах; теперь он может даже чаще видеть ребенка. Да, дом на Орм-сквер очень миниатюрен, она знает, но зато там есть комната для няни. (Няни! И это говорит она, которая поклялась смотреть за Эдвардом только сама — как она может!), а Клиффорд будет любить Эдварда ради нее. Возможно, Клиффорд будет более внимательным отцом, чем Саймон. Саймону ведь было известно, говорила ему Хелен, что она всегда любила единственного мужчину — Клиффорда: но это не означает, что она сожалеет о том, что была женой Саймона; она надеется, что они останутся друзьями…
Он может продать теперь Машвелл-хилл и переехать куда-нибудь с Салли Сен-Сир. Они и в самом деле подходят друг другу: Саймон и Салли, у них, в конце концов, один и тот же бизнес, и они будут вместе заполнять колонки новостей, как иные вместе заполняют пространство супружеской кровати, думала она. Это будет в высшей степени духовный брак.
— У Эдварда был приступ круппа, — и это все, что мог сказать Саймон. Это был единственный протест, единственный крик души. — У Эдварда был крупп, а ты оставила его на попечении чернокожего детектива в качестве сиделки.
— Это что — расистское заявление? — прелестные брови Хелен надменно поднялись вверх.
— Не будь такой тупицей. — Саймон почти плакал. — Я хочу сказать, что этот чернокожий не знает, как обращаться с ребенком.
— Почему не знает? Оттого, что он — чернокожий? Я уверена, что он знает об этом много больше, чем Салли. — И в этом Хелен была совершенно права. Но это означало, что никто не знает меньше, чем Салли. — В любом случае, это был не крупп, а сильный грудкой кашель. И все из-за того, что это сырой дом. |