— На старости лет ты противоречишь Корану!
Абунеца улыбнулся, как бы желая сказать: «Я прощаю тебя, потому что ты ослеплен! Никто не знает лучше меня Корана и его толкований».
— Если я согрешил, — сказал он, — в таком случае я искуплю этот грех смертью! Оставь меня в покое. Иди, твои слова не оказывают на меня никакого влияния. Ты исполнил свой долг, предоставь остальное Аллаху и мне!
— Тебя не убедишь, старый грешник, умирай же в грехе, — сказал судья и оставил вместе со своими спутниками темницу старика.
Когда наступил вечер, Абунеца подошел к железному окну и взглянул в него. Казалось, он ожидал кого-то.
Прошло уже два дня и две ночи с того времени, как он послал Золотую Маску в Стамбул, но дорога от Адрианополя до Стамбула была неблизкой, и никто не мог предвидеть всех случайностей, которые могли встретиться в пути.
Ночью Абунеца почти не спал. Наступил день — последний день срока! Он стал бояться, что Реция опоздает, что ему не удастся увидеть свое дитя, которому он хотел передать благословение и наследство.
По мере того, как день заканчивался, беспокойство старика все увеличивалось. Когда солнце зайдет, наступит его последний час, а Золотой Маски и Реции все еще не было!
Мысль умереть, не прижав дочь в последний раз к груди, вызвала слезы на глазах старика, и с уст его сорвалась первая жалоба.
— Реция, дитя мое! — вскричал он. — Где ты? Почему не спешишь ты к своему умирающему отцу, чтобы еще раз увидеть его, чтобы принять его благословение? Горе мне, моя молитва осталась неуслышанной! Неужели я не увижу свое дитя перед смертью?
В это время послышался грохот барабана, дверь отворилась, и в коридоре показался отряд, которому было поручено казнить Абунецу.
Фельдфебель вошел в комнату, чтобы отвести Абунецу на место казни.
Когда караул, в середине которого шел Абунеца, вышел на улицу, последний с беспокойством огляделся вокруг, но его взгляд встретил только чужие, равнодушные лица прохожих.
Абунецу привели на поле за городским валом и там привязали к столбу. Солнце заходило…
— Аллах, — прошептал старик, — пошли ко мне Рецию, не то будет поздно…
Солдаты с заряженными ружьями встали на другом конце поля. Настала последняя минута.
Взгляд Абунецы снова обратился на дорогу к городу, и ему показалось, что он видит вдали какой-то экипаж или всадника.
Солнце зашло.
— Готовься! — скомандовал офицер.
Солдаты прицелились.
— Пли! — прозвучала команда.
Раздалось двенадцать выстрелов, и старик повис на веревках, привязывавших его к столбу…
— Реция, Реция, ко мне! — прошептал он, и его потухающий взор все еще искал ту, которую он хотел благословить…
XVII. Убийство министров
На следующий день вечером, после того как Лаццаро был у военного министра и выдал ему место, где собирались Золотые Маски, он ожидал того времени, когда по приказанию сераскира отправится проводником в развалины Семибашенного замка.
Как вдруг в десять часов вечера, прежде чем это приказание было отдано, Гуссейн-Авни-паша был неожиданно вызван к султану.
Это было вечером 14 июня 1876 года. Около полуночи должен был собраться совет министров в доме Мид-хата-паши, на который должны были прийти все министры.
Гуссейн-паша не должен был возбуждать в Мураде ни малейшего подозрения, потому он сейчас же отправился на зов султана.
Около одиннадцати часов вечера к дому Мидхата подошел человек, одетый в белое верхнее платье.
— Знаете ли вы меня? — сказал он, обращаясь к стоявшим у дома кавассам, которые окружили его, в то время как незнакомец сбросил с себя верхнее платье. |