Робинсон судорожно вздохнул, упал в кресло и заплакал. Это было ужаснее всего.
— У вас нервный срыв, генерал, — сказал Драммонд. — Последние шесть месяцев вы только и думали над этим. Ночи без сна, вопросы, на которые
нет ответа, сложная ситуация в стране — все это лишило вас сил. Вы потеряли перспективу. — Немного помолчав, он добавил: — Нам нельзя
становиться на путь насилия. Жесткие меры только ускорят гибель цивилизации, которая и без того трещит по швам и вот-вот готова рухнуть.
Ввергнув страну в безумную бойню мутантов, мы никогда не добьемся победы. Да, пока нас больше. Но нашему поколению не удержать всего
континента, не говоря уже о планете. Однажды мы уже говорили на эту тему. Отныне нам предстоит забыть о силовых методах контроля. Тем более
что они не несут с собой никакого решения. Неужели мы отбросим урок трехлетней давности, который показал нам истинное лицо войны? Я понимаю
ваш страх перед будущим страны, но это не повод для расового самоубийства.
Робинсон молчал.
— В любом случае борьба с мутантами к добру не приведет, — сказал полковник. — Их будет рождаться все больше и больше. Яд разлит повсюду, и
в любой нормальной семье может появиться ребенок с отклонениями. Мы должны смириться с этим. Мы должны привыкнуть к мутантам И принять их в
общество. Только тогда новая раса проявит к нам такую же терпимость в будущем.
— Прошу прощения.
Робинсон вытер слезы, и на его мертвенно-бледном лице застыла маска хладнокровного спокойствия.
— Прошу прощения. Я впал в истерику. Вы правы. Просто какое-то помрачение. Последние ночи меня мучает бессонница, но стоит заснуть, как тут
же приходят кошмары, и снова волнения, нервы, тревога... Да, полковник, мне понятна ваша точка зрения. И я с ней согласен.
— Вот и хорошо. Откровенно говоря, меня беспокоит состояние вашего здоровья — три года без отдыха, груз ответственности за всю страну, а
тут еще и это. Но давайте забудем об инциденте. Тем более что небольшая разрядка нужна иногда каждому из нас. Если вы не против, мы могли
бы заняться поиском решения.
— Да, конечно.
Робинсон плеснул виски в два стакана и сделал несколько судорожных глотков. Потом беспокойно зашагал по комнате, все больше ускоряя шаг.
— Дайте подумать... Значит, остается только евгеника [Наука об «улучшении человеческой породы». В основе евгеники лежат теории Вейсмана,
Менделя и Моргана в их приложении к человеку]. Вложив все силы и средства, мы могли бы сплотить нацию за какие-нибудь десять лет. А
потом... Конечно, я понимаю, что нам не удержать мутантов от размножения, но мы можем создать законы о льготах для людей и максимально
поощрять рождение здоровых детей. Ученые утверждают, что радикальные патологии вызовут межвидовую стерильность, а значит, большая часть
мутантов так или иначе будет поставлена на грань вымирания. При верной законодательной системе люди вернут свое превосходство за какие-то
три-четыре поколения.
Драммонд нахмурился. Его встревожила необоснованная агрессивность генерала. Это совершенно не походило на умного и уравновешенного
Робинсона. Психологи говорят, что человек не замечает только того, чего подсознательно боится. Но в данном случае дело касалось самых
насущных проблем страны.
— Ваш план обречен на провал, — жестко сказал полковник. — Во-первых, вам не удастся навязать народу принуждение. Во-вторых, вы начинаете
повторять заблуждения фашизма и идеи Herrenvolk* [Раса господ (нем.).] — мутанты хуже нас, мутанты должны занять свое место. |