– Послушай, Аллегра, я все понимаю, но давай поговорим об этом в другое время, ладно? – говорил он обычно.
Аллегре даже казалось, что он постоянно цедит слова сквозь зубы. Но еще больше, чем спешка с фильмом, его нервировали постоянные звонки Делии Уильямс. Она звонила им домой в любое время дня и ночи. Аллегре лишь через полгода удалось приучить к порядку Алана и Кармен, однако ночные звонки не прекратились: теперь Делия могла позвонить им в одиннадцать вечера только для того, чтобы обсудить новый «штрих» в оформлении свадебного пирога или поделиться очередной «гениальной идеей» насчет цветов на столах или букетов в руках подружек невесты. В такие моменты и Аллегра, и Джефф готовы были ее убить.
Для каждого из них эти две адские недели, оставшиеся до свадьбы, превратились в сплошной стресс. Как‑то ночью опять зазвонил телефон. Аллегра решила, что это, как обычно, Делия Уильямс с очередной своей «блестящей идеей» или, к примеру, с жалобой на Кармен, которая все еще не удосужилась примерить платье. Она уже приготовила в ответ фразу, что Кармен приедет на примерку, как только закончатся съемки, но, сняв трубку, услышала мужской голос. Голос был знакомый, но Аллегра не сразу вспомнила, чей именно. Это был Чарлз Стэнтон, ее отец. Он позвонил в ответ на письмо с приглашением на свадьбу, которое Аллегра послала ему давным‑ давно и на которое он так и не ответил. С тех пор как они виделись и разговаривали в последний раз, прошло семь лет. После сухого приветствия Чарлз поинтересовался, как дела, и осторожно спросил:
– Ты по‑прежнему собираешься замуж?
– Конечно.
Аллегра вся сжалась от одного лишь звука его голоса. Джефф только что вошел в комнату и, увидев выражение ее лица, не мог не задаться вопросом, с кем она разговаривает. На какое‑то мгновение у него мелькнула мысль, что позвонил Брэндон. Несколько недель назад он прислал ей коротенькую записку, в которой сообщал, что наконец развелся с Джоанной, и намекал, что если бы она набралась терпения, он бы в конце концов на ней женился. У него хватило наглости даже предложить ей как‑нибудь встретиться в обеденный перерыв и вместе посидеть в кафе. Аллегра показала записку Джеффу и выбросила в мусорное ведро.
– Что‑то случилось? – спросил он участливо.
Аллегра замотала головой, и Джефф вернулся к себе в кабинет доделывать какую‑то работу.
– Ты все еще хочешь, чтобы я приехал на свадьбу? – спросил отец.
Аллегра не писала, что хочет его видеть, она просто сообщила о дне своей свадьбы.
– Разве это имеет для тебя какое‑то значение? – удивилась она. – Мы ведь практически не общаемся друг с другом. – Это был отчасти упрек, отчасти просто констатация факта.
– Ты по‑прежнему моя дочь, Аллегра. Я беру небольшой отпуск, и если ты хочешь, я бы мог приехать на твою свадьбу.
Аллегра, безусловно, не хотела и не видела смысла в его приезде. Сейчас она жалела о письме, которое отправила три месяца назад. А еще ей хотелось спросить, с какой стати он вдруг пожелал присутствовать на ее свадьбе. После всех этих лет, после всех упреков и обвинений, которые он обрушивал на их головы, после того как он от нее отказался – неужели ему не безразлично, что она выходит замуж?
– А тебя это не затруднит? – неловко спросила Аллегра. У нее возникло странное ощущение, будто годы слетают с нее, как шелуха, и она снова становится девочкой, отвергнутой собственным отцом.
– Вовсе нет. Не каждый день представляется возможность повести свою дочь по церковному проходу к жениху. В конце концов, ты мой единственный ребенок.
Аллегра слушала отца, и у нее чуть не отвисла челюсть. Что она ему написала? Чем дала ему повод истолковать ее слова таким образом? У нее и в мыслях не было идти по церковному проходу под руку с ним. |