– Представляешь, ему взбрело в голову вести меня по церковному проходу. И это после всего, что он нам сделал! Кажется, он считает меня полной идиоткой.
– Наверное, он просто думает, что именно этого ты от него ожидаешь, а может, уже не знает, как ему себя вести с тобой. Вполне возможно, что он изменился. По‑моему, ты должна дать ему шанс, по крайней мере поговори с ним, когда он приедет.
Как и Саймон, Джефф всегда старался поступать по справедливости, но Аллегру его предложение возмутило.
– Ты шутишь? Неужели ты думаешь, что у меня будет время вести с ним душеспасительные беседы за два дня до свадьбы?
– А тебе не кажется, что ради разговора с отцом стоит постараться выкроить время? Он очень сильно повлиял на твою жизнь. – «И в какой‑то степени на наш будущий брак», – добавил Джефф мысленно.
– Джефф, он не стоит даже того, чтобы вообще с ним встречаться. Я жалею, что написала ему о нашей свадьбе.
Аллегра не знала, на кого больше сердилась – на отца за самонадеянность или на Джеффа за то, что он предложил дать Стэнтону шанс.
– По‑моему, ты к нему слишком сурова, – тихо сказал Джефф. – Ты его пригласила, и он приезжает. Мне кажется, он пытается исправиться.
– Исправиться? Слишком поздно! Мне уже тридцать лет, я не нуждаюсь в папочке.
– Наверное, все‑таки он тебе нужен, иначе бы ты ему не написала. Тебе не кажется, что вам пора разобраться в ваших отношениях? По‑моему, это подходящий случай, в твоей жизни наступил переломный момент: одно кончается, другое начинается.
– Ты ничего не знаешь о наших отношениях! – взорвалась Аллегра, начиная мерить шагами комнату. Ей не верилось, что Джефф практически встал на сторону ее отца – и это после того, как тот обращался с ней все эти годы! – Ты не представляешь, что у нас была за жизнь, когда Пэдди умер. Отец пил, бил маму… а как он себя вел, когда мы от него уехали и перебрались в Калифорнию! Он не мог простить маме, что она его бросила, и вымещал свою злость на мне. Он меня ненавидел. Вероятно, ему было жалко, что я не умерла вместо Патрика. Если бы Пэдди остался жив, он, наверное, стал бы врачом, как отец.
Джефф подошел к Аллегре, и тут на нее разом нахлынули все неприятные воспоминания, ожили все страхи, и она всхлипнула.
– Наверное, тебе нужно поговорить обо всем этом с ним, – мягко проговорил Джефф. – А ты не помнишь, каким он был до смерти твоего брата?
– Ну ладно, может, он не вел себя так отвратительно, но всегда был черствым и у него вечно не было на меня времени. Чарлз Стэнтон во многом напоминает твою мать – он так же не способен подойти к человеку с открытой душой, проявить теплоту– словом, он не очень человечный. – Уже сказав это, Аллегра смутилась и виновато посмотрела на Джеффа. Хотя они сошлись во мнении, что поездка в Саутгемптон была ужасной, раньше Аллегра никогда открыто не критиковала мать Джеффа.
– Как прикажешь тебя понимать? – В голосе Джеффа послышался холод. – Моя мать слишком сдержанная, согласен, но в человечности ей не откажешь.
– Конечно, конечно. – Аллегра уже не могла остановиться. Ее по‑прежнему возмущало, что Джефф вдруг принял сторону ее отца и даже готов проявить к нему сочувствие, поэтому она тут же добавила: – Она очень человечная – только не по отношению к евреям.
Джефф вдруг отшатнулся от Аллегры, как будто она была радиоактивной.
– Как ты можешь говорить о ней такие вещи в таком тоне! Ее остается только пожалеть, ей семьдесят один год, она человек совершенно другой эпохи.
– Да, она из того же поколения, при котором евреев сжигали в Освенциме. Когда мы были у нее в гостях, она не показалась мне таким уж душевным и ласковым человеком. |