– А почему бы им не отделить одно от другого и не заняться сначала разводом? Ведь потом можно сколько угодно заниматься разделом имущества.

– Зачем? Какой в этом смысл? Нам же не обязательно жениться.

– Верно, не обязательно, но хочет ли он жениться? А вы, Аллегра, хотите за него замуж? Вы когда‑нибудь обсуждали этот вопрос?

– Нам незачем его обсуждать, мы прекрасно понимаем

друг друга. Мы оба заняты, оба делаем карьеру, да и встречаемся только два года.

– Некоторые люди женятся и выходят замуж и после более короткого знакомства. Суть в другом. – Доктор Грин впилась в Аллегру взглядом своих проницательных карих глаз. – Не связались ли вы снова с мужчиной, который не хочет брать на себя обязательства?

– Конечно, нет! – Аллегра в который раз тщетно попыталась избегнуть пронизывающего, как луч лазера, взгляда. – Просто еще не время.

Обычно на этом месте доктор Грин кивала и ждала, что она скажет дальше.

За два года почти ничего не изменилось, только Аллегре было сначала двадцать семь, потом стало двадцать восемь, а теперь двадцать девять, в то время как раздельное проживание Брэндона с женой длилось уже два года. Его дочерям, Николь и Стефани, исполнилось одиннадцать и девять лет, а Джоанна до сих пор не преуспела в поисках работы. Как и Брэндон, Аллегра объясняла последнее обстоятельство отсутствием у нее образования. Незадолго до рождения старшей дочери Джоанна бросила колледж.

Кстати, следующей записью на автоответчике Аллегры была запись Николь. Девочка надеялась, что все в порядке и в выходные Аллегра приедет с ее папой в Сан‑Франциско. Она соскучилась и мечтает, как они все трое будут кататься на коньках.

– И еще… мне очень понравился свитер, который вы прислали мне на Рождество… Я хотела написать письмо, да забыла, а мама говорит… – В трубке повисло смущенное молчание. Девочка пыталась собраться с мыслями. – В эти выходные я обязательно напишу вам письмо. До свидания. Всего хорошего… – Девочка ойкнула и, спохватившись, что не представилась, поспешно добавила: – Это Ники. Пока.

Все еще улыбаясь, Аллегра прослушала следующее сообщение – от Брэндона. Он предупреждал, что все еще в офисе и задержится допоздна. Его сообщение было последним.

Аллегра выключила автоответчик, допила минеральную воду, выбросила пустую бутылку в мусорное ведро и взяла телефон, чтобы позвонить Брэндону на работу.

Сидя с телефонной трубкой в руке на кухонном табурете, обхватив ногами его металлические ножки, она выглядела высокой, тонкой и очень красивой, но не сознавала этого. Аллегра так долго жила в окружении красивых людей, что красота лица и тела не была для нее чем‑то необычайным и интересовала ее куда меньше, чем духовный мир. О собственной же красоте она никогда не задумывалась и от этого только становилась естественнее, так как все ее внимание было сосредоточено на окружающих ее людях.

Брэндон снял трубку своей личной линии на втором гудке; по голосу чувствовалось, что он занят и недоволен тем, что ему помешали. Сразу ясно, что он работает.

– Брэндон Эдвардс слушает.

Аллегра улыбнулась. Ей нравился его голос – глубокий, низкий, сексуальный, – а еще больше нравилась его манера говорить. Высокий светловолосый Брэндон был всегда подтянут и аккуратен; одевался он, пожалуй, в несколько консервативной манере, но Аллегру это устраивало. Во всем его облике чувствовалась некая цельность и безупречность.

– Привет, я получила твое сообщение, – сказала Аллегра, не представляясь, но Брэндон узнал ее сразу же. – Как прошел день?

– Ужасно, и кажется, он никогда не кончится.

Голос Брэндона звучал по‑прежпему устало. Аллегра не стала рассказывать о своих делах: Брэндона не интересовали клиенты фирмы, где она работала, и он всегда держался так, будто ее сфера деятельности – это не юриспруденция, а так, пустая забава.