— Надо же, старший научный сотрудник. Не ожидал, признаюсь. Сумел, сумел удивить. Это же сколько тебе лет тогда? — открыв книжечку, с любопытством ознакомился с её содержанием Степан Арамович. — И удостоверение новенькое.

— Лет мне восемнадцать, а удостоверение в конце декабря выдали, когда старшего присвоили. Я родил одно изобретение, которое, по оценке моего руководителя, вполне может потянуть на Нобелевскую премию. Самое главное — оно имеет сумасшедший экономический потенциал.

— Хм, боюсь, мы со Стасом тебе не помощники. Сердится он на нас, что мы музыкой занимаемся, а не по его стопам пошли. А ты знаешь, мы Ашота попросим позвонить, когда он прилетит. С дедом Анастасом у них хорошие отношения и старик наверняка рад будет его услышать. Только не знаю, стоит ли тебе с ним встречаться. Дед весьма крут в общении, и характер у него стал тяжёлый. Тебе точно только совет от него потребуется? — пытливо посмотрел на меня Степан Арамович.

— Пока, да, — машинально ответил я, задумавшись о том, насколько вероятно постоянное наблюдение КГБ за пенсионером такого ранга. Первоначальные прогнозы меня не радовали. Человек, который провёл переговоры, предотвратившие третью мировую войну, просто не может не быть под наблюдением.

— Пока… — голосом, интонацией и взлетевшими вверх бровями. Степан Арамович продемонстрировал мне всю степень своего удивления.

— Всё от первого разговора будет зависеть. Сможем понять друг друга — значит станем взаимополезны.

— Парень, а ты ничего не путаешь? Где ты и где он, например, — немного по-хамски наехал на меня собеседник.

— На первый взгляд, логично…

— И на второй тоже, — жестко перебил он меня, и поднялся из-за стола, явно собираясь достаточно резко показать мне, где выход.

— В октябре следующего года он без меня умрёт, — я тоже поднялся со стула. По весу я может и проигрываю Степану Арамовичу, а по росту значительно выше. — И похоронят его отнюдь не в кремлёвской стене, как положено, а на Новодевичьем кладбище.

— Что ты несёшь? — не мог остановиться мужчина.

— Предлагаю разойтись до послезавтра, — я примиряюще поднял руки. — Завтра вечером, часов в восемь, позвоните в Москву, узнайте, не взорвалось ли там что-нибудь. Послезавтра наши хоккеисты проиграют канадцам со счётом 1:6, передача будет в прямом эфире. Начало матча в три по московскому времени. Пусть телевизор нас рассудит.

— При чём тут это? — обескуражено спросил Степан Арамович, заметно сбитый с толку. От его агрессии, которую он демонстрировал минуту назад, не осталось и следа.

— Как вы думаете, если я правильно назову два события подряд, то каковы шансы сбыться у третьего? — вкрадчиво спросил я у него. — Вот я и думаю, что разговор после хоккейного матча у нас выйдет более конструктивный. Кстати, единственный гол забьёт Михайлов, в самом начале игры. Ну, это так, уже мелочи.

Уф, чуть всё не провалил. Два наших первых выступления сегодня всё-таки забрали у меня больше сил, чем я думал. Это только зрителям кажется, что музыкантам на сцене всё даётся легко и просто. По мне, так легче тренировку часа на три провести, с хорошей такой нагрузкой, чем отстоять сорок пять минут на сцене перед залом в пять тысяч зрителей. Расслабился что-то я к концу беседы, вот и пришлось импровизировать на ходу. Хорошо, что Память не подвела. Вовремя вспомнил про теракты в Москве, и про то, как сам в своё время смотрел этот хоккейный матч. Хоккей мне может быть и не запомнился бы так ярко, но после матча наш сосед, о жизни которого я много знал, живя с ним через стенку, запустил пустой бутылкой из-под водки в экран своего телевизора.