К счастью, не прошло и пяти минут, как частые трели звонка, оповестили о выполнении заказа.

Из разговора на армянском я понял только два слова — Свердловск и Челябинск.

Степан Арамович что-то горячо объяснял своему собеседнику, время от времени тыкая пальцем в мою сторону, как будто тот мог это видеть.

— Сейчас узнает, куда есть рейсы и билеты, и прилетит, чтобы с тобой встретиться, — радостно заявил Степан Арамович, положив трубку.

— Зачем? Я бы и по телефону всё объяснил, а эскизы можно почтой послать, — недоумевающе спросил я, не видя особой сложности в техническом исполнении затеи.

— Эх, Павел, Павел, — вроде бы осуждающе, но, в то же время с улыбкой, покачал головой из стороны в сторону Степан Арамович. — Молодой ты ещё, не умеешь время ценить и деньги считать. У цветоводов один день год кормит. И этот день у них будет через два месяца. Так что у Ашота земля сейчас под ногами горит. Успеет что-то сделать до восьмого марта, чтобы больше продукции вывезти — быть его предприятию с деньгами, а нет, так опять всё на складе сгниёт. У нас ведь как всё в стране устроено: план по сданной продукции выполнил — уже молодец, а вот то, что перевезти и продать не смог, это, как правило, остаётся за кадром. Потом, может, и поругают, но не так сильно. Понимают, что выращенный цветок девать некуда. А вот перед праздниками руководство республики перед Москвой отчитывается. У них там, в свою очередь, всё так же получается. За выращенное республикой отчитались, а что довезти до покупателей не смогли, после праздников уже никто и не спросит. Другие дела навалятся.

— Как у нас по зерну и картофелю. Сколько вырастили и собрали — знаем, а сколько сгноили на элеваторах и овощехранилищах, то тайна великая, — кивнул я, подтверждая, что ситуация мне знакома. Безразличное отношение людей к государственной собственности — бич нашей страны. Экономические стимулы однобоки и относятся, в основном, к сбору урожая. За эти показатели хорошо платят и раздают награды. Зато в чём мы впереди планеты всей — так это в потерях сельхозпродукции при её хранении. На словах и по бумагам вроде всё гладко, а на деле — страшно.

— Посмотрим, чем нас Ашот в этот раз удивит. Любит он из каждой нашей встречи праздник устроить, — радостно потирая руки, улыбался Степан Арамович. — Ох и гульнём же…

— Похоже, вы его давно знаете.

— С детства. Он мне роднёй приходится. Наши отцы — двоюродные братья. Пока в школе учился, часто лето вместе с ним проводили. Мы оба жуткими хулиганами были. Постоянно зачем-то по чужим садам лазили, хотя в своём всё то же самое росло. Весёлые были времена, беззаботные, — улыбнулся мой собеседник каким-то детским воспоминаниям.

— Степан Арамович, а встречу с дедом Стаса никак нельзя для меня устроить? Есть у меня один вопрос, с серьёзным потенциалом для развития страны, а вот посоветоваться не с кем. Мне буквально минут пятнадцать-двадцать бы с ним поговорить.

— Прямо даже так, для всей страны? — перестал улыбаться мой собеседник. Было заметно, что ухмылку он с трудом, но сумел удержать. Воспитанный человек. — И о чём разговор пойдёт, если не секрет?

— В том-то и дело, что секрет. Я подписку давал. Вы не смотрите, что я молодой. Я не только музыкой занимаюсь, — тут мне удалось сообразить, как можно убедить собеседника чем-то более весомым, чем слова. Я вытащил портмоне и достал из него своё служебное удостоверение, на котором красовались тиснёные золотом герб и надпись Академия наук СССР.

— Надо же, старший научный сотрудник. Не ожидал, признаюсь. Сумел, сумел удивить. Это же сколько тебе лет тогда? — открыв книжечку, с любопытством ознакомился с её содержанием Степан Арамович.