|
Не день, а праздник бюрократа. К обеду даже второй юрист — мымра с сухими, поджатыми губами, поглядывала на меня с сожалением. Сначала мы с ней крепко сцепились, когда она увидела, что я беру карандаш и начинаю править подготовленные документы. Пришлось побыть крючкотвором, объясняя, почему меня не устраивают размытые формулировки, или надуманные ограничения. Один перечень необходимых согласований с академией наук чего стоил. Сорок шесть пунктов, из которых я оставил восемь, тех, что действительно необходимы. Почувствовав во мне родственную душу, она успокоилась, но не преминула заметить, что её шеф будет в бешенстве. Впрочем, судя по промелькнувшей ехидной улыбке, её это мало расстроило.
Под конец смог её удивить. Надо сказать, что всё утро я отчаянно зевал. Ночной перелёт и ранний подъём давали себя знать. Поэтому вычитка документов шла под обильное возлияние кофе, за которым я сгонял к себе в лабораторию. В потреблении напитка дама от меня не отставала, поэтому вторую гранёную стеклянную банку бразильского кофе — мой личный стратегический запас, сохраняемый в пустом сейфе, вручил ей со словами благодарности. Такого она точно не ожидала, и растерялась, зардевшись лицом. Видимо не часто юристов в академии балуют подарками. Вечером заскочили к моим родителям. Медалями похвастаться, и подарки вручить. Заодно и привезённым «Сервелатом» поделиться. Вкусный он пока ещё. Без химии и наполнителей. После лёгкого ужина у нас образовались «группы по интересам». У меня появились замечания по работе плеера, и идеи по его развитию. — Зачем нужен пишущий плеер? — не успокаивался батя, — Кассету можно и на более приличном магнитофоне записать. У нас габариты смотри на сколько вырастают, а ты ещё и микрофон с отдельным усилителем сюда же собрался ставить. — Угу, а ещё кинематику с автореверсом. Тогда этот плеер можно будет использовать в режиме диктофона, причём как диктофон, он будет записывать звук не в стерео звучании, а в моно. У нас получится четыре дорожки и на одной кассете поместится в два раза больше записей. Представляешь, три часа репортажа на одной кассете в девяносто минут. — Нет. Мне одному не справиться. Всему есть предел. Схема намного сложнее получится. Тут и материалы, и точности совсем иные потребуются. Давай хотя бы реверс с ручным переключением сделаем? — отец грустно смотрел на разбросанные по столу детали, словно надеялся, что они сами сложатся в необходимое устройство. — Будут тебе люди. Обещаю. Не сразу, конечно, но нам и новую модель не завтра надо. Эту бы как-то запустить и до ума довести. Ты со своим руководством говорил? — Отмахнулись. Слишком много специфических комплектующих. Поставки тех же моторов, или головок надо за год согласовывать, и то не факт, что получится. Для такого количества деталей по кинематике у нас тоже автоматизированных линий нет, а вручную много не сделаешь. Про качество я даже не вспоминаю. Больше намучаемся, чем изготовим. — Что же всё так грустно-то? — ожесточённо потирая затылок, поинтересовался я у посмурневшего отца, — Вроде, и завод большой, а сделать ничего не может. Это как так получается? — Как ты выражаешься, мы не под то «заточены». Две — три тысячи радиостанций за месяц сделаем, двести — триста блоков для локаторов тоже вытянем, ну, и ещё чего, по мелочам. А вот десять — двадцать тысяч, пусть и более простых изделий, уже не сможем. Штамповочные прессы у нас тихоходные, и пласт автоматы небольшой мощности. Для мелкосерийного производства этого достаточно. Да и с оснасткой проще и дешевле выходит. Я даже не представляю себе, кто у нас в стране может пресс форму на сто двадцать мест сделать. У нас такие формы на четыре изделия используют, так и то с ними намучаешься, пока все четыре отливки начнут без брака выходить. |
