Видно, время пришло раньше, чем казалось. Когда Глазастого поймают за рулем набитого нелегалами фургона, удастся, наконец, выдвинуть обвинение и бросить проводника в тюрьму, а не пинком отправить откуда явился. Разумеется, бесконечный поток мигрантов от этого не иссякнет, но хотя бы бессмысленных смертей в секторе Салазара станет меньше.

В наушнике щелкнуло, и сквозь статические помехи донесся голос СиДжей. Ничего особенного, она просто подтверждала появление грузовика и запрашивала разрешение к действию, но от ее голоса его бросило в жар и под бронежилетом выступил пот, несмотря на то, что ночи в пустыне прохладные.

Пограничник Кара Джин Хогеланд появилась в его команде всего три месяца назад. Ей было двадцать семь – на тринадцать лет меньше, чем Салазару. Она отнюдь не была красавицей: длинное лошадиное лицо и рыжие кудряшки, торчащие во все стороны. Но в ней было сто восемьдесят сантиметров роста, ногами она могла убить наповал, а глаза ясно давали понять, что их обладательница видит всех насквозь. Салазар состоял в браке девять лет и ни разу не изменял. СиДжей не понадобилось много времени, чтобы исправить ситуацию.

Идея была ужасной с самого начала. Ужасной, потому что сердце Рены разобьется вдребезги, если она узнает, и еще потому, что он был выше по званию. Обвинение в неподобающих сексуальных связях было серьезным для части, которую все еще более, чем на восемьдесят процентов, составляли мужчины. Но даже осознавая возможность из-за столь опрометчивого поступка потерять семью и работу, он просто не мог оторваться от СиДжей: в дешевых мотелях, на заднем сиденье внедорожника и даже – в одном памятном случае – в мужской уборной стрелкового полигона. Он думал о ней практически каждую минуту каждого дня. Он думал о ней, когда думать по идее полагалось о том, как бы не попасть под пулю. Он думал о ней прямо сейчас, наблюдая, как она с напарником, бывалым пограничником Дэвисом Кином, ставит машину в нужную для перехвата позицию. Салазар знаком дал им добро и вскинул винтовку на плечо, прикрывая, и глядя на внедорожник сквозь инфракрасный прицел. В обоих случаях при аресте Глазастый сломя голову бросался в кусты, причем оба раза спотыкался и шлепался мордой в землю, не преодолев и сотни метров, так что взять его было легко. Салазар мог побиться об заклад, что на этот раз случится в точности то же самое. Можно подумать, что-то пойдет по-другому. Фиг вам. Он взглянул на часы. Скорее всего, упечь Глазастого в кутузку, а так же оформить и подготовить к депортации страдающих от жажды нелегалов получится еще до трех утра, а значит, у них с СиДжей останется целых три часа до того времени, как придется возвращаться к спящей жене и детям.

Кин выехал на дорогу, загородив путь фургону, а СиДжей врубила прожектор, и голос Кина загремел в громкоговорителе, приказав Глазастому держать руки на виду и не делать резких движений. Ясное дело, тот распахнул дверцу и драпанул в кусты. Салазар не стал утруждать себя стрельбой: куда забавнее было посмотреть, как он помчится и упадет. Кин неспешно отправился следом. В инфракрасном прицеле СиДжей – ярко-белым нечетким силуэтом – запрокинула голову и расхохоталась. Салазар вспомнил, как она точно так же запрокидывала голову, оседлав его. Он вытер потную ладонь о штанину форменных брюк и вернул палец на спусковой крючок.

СиДжей обошла фургон, осмотрела обмотанный цепью засов и внезапно отступила, положив ладонь на рукоять пистолета в кобуре. Сердце зачастило, ощущения внезапно обострились, а все мысли об анатомии СиДжей вымыло потоком адреналина. Что-то серьезно не так – он печенкой чуял.

– Говори, СиДжей, – он тут же пожалел, что обратился к ней не по фамилии, как к любому другому товарищу в команде, но был слишком обеспокоен ее безопасностью, чтобы волноваться о чересчур фамильярном обращении на открытой частоте.