– Говори, СиДжей, – он тут же пожалел, что обратился к ней не по фамилии, как к любому другому товарищу в команде, но был слишком обеспокоен ее безопасностью, чтобы волноваться о чересчур фамильярном обращении на открытой частоте. – Какого черта там творится?

– Похоже на… – отозвалась СиДжей. – Как будто у него там… какое-то животное…

На заднем фоне Салазар услышал перепуганные вопли. Фургон закачался. СиДжей выхватила пистолет и сделала еще один шаг назад:

– Боже, что…

– Оставайся на месте, Хогеланд! – Салазар уже наполовину бежал, наполовину съезжал по пологой насыпи к фургону. – Кин, бросай Глазастого. У нас тут ситуация посерьезнее!

– Я на него только-только наручники нацепил, – отозвался Кин.

– Оставь! Потом подберем.

Именно тогда дверь кузова сорвало с петель, и она повисла на цепи. Что-то выскочило из внутренностей фургона и повалило СиДжей, что-то вроде громадной тощей собаки, но что бы это ни было, его оказалось до странного трудно разглядеть. Создавалось впечатлений, что очертания его не были отчетливыми, а бешено прыгали и менялись. А еще оно излучало волны ярости, как пустынная дорога в полдень. Салазар попытался взять его на мушку, но сосредоточиться оказалось почти невозможно, за глазными яблоками нарастала ноющая боль. Он видел только СиДжей, которая лежала на песке, запрокинув голову, как она делала, когда смеялась, когда занималась с ним любовью. Только теперь гладкая крепкая шея была разорвана, редкая алая дымка поднималась на тем, что было лицом, а тело все еще пыталось втянуть воздух через перебитое дыхательное горло. А потом вдруг эта жуткая первобытная ярость переметнулась на него.

Салазар успел выстрелить дважды, прежде чем тварь напрыгнула и выдрала винтовку у него из рук.

***

Глазастый стоял на коленях в песке, руки его были скованы за спиной. Он поверить не мог, что все случилось именно сегодня ночью. В Финиксе была одна белокурая стриптизерша, которая – он не сомневался – при следующей встрече обязательно бы сдалась. Он ей действительно нравился – не так, как другие парни в клубе. Она явно уважала его за репутацию и связи с Las Maras[1]. И хотя утверждала, что такого не делает, наверняка передумала бы, увидев толстенькую пачку денег, собранную за последний переход. Не говоря уж о восьмушке кокаина в качестве чаевых. La pinch? Migra[2]. Они, должно быть, тоже бы не отказались.

По правде говоря, он устал бегать койотом. Слишком тяжело водить всех этих тупых овец по суровой пустыне. Разумеется, доход был хорош, и не было недостатка в отчаявшихся женщинах, которым позарез требовалось попасть в Штаты, но он ощущал, что самое время сменить службу. Заняться чем-нибудь ненапряжным, например, сидеть в офисе и руководить людьми по телефону, наслаждаясь chupada[3] от сексуальной секретарши. Он решил, что обсудит это с кузеном Бето, как только его оформят и выпустят.

Услышав выстрелы, Глазастый неуклюже поднялся на ноги и развернулся к фургону. Из такого положения не было видно, что происходит, и он подкрался поближе, щурясь сквозь поросль, чтобы взглянуть на происходящее. И тут же пожалел об этом.

Сначала он решил, что видит со спины обнаженную женщину со всклокоченными черными волосами, на которую наступает один из пограничников. Если бы в группе была такая женщина, он определенно предложил бы ей особую скидку. Офицер был немолод – под пятьдесят, с сединой в волосах и густыми усами. Глазастый помнил его по одному из предыдущих арестов, помнил, что тот был крепким орешком. Однако сейчас пограничник вел себя совсем по-другому: он таращился на женщину большими глазами, и на смену страху и узнаванию на его лице пришло ошеломленное недоверие.