Ратенелю стало неудобно. Он ругал себя за то, что так откровенно выразил свои мысли. Он не знал, как выпутаться.

– Господин комиссар, я уверяю вас, что…

– Инспектор, я у вас спросил, что вы думаете, и вы мне ответили.

К тому же вы, наверное, правы. Только я не совсем в этом уверен.

– Однако ничего не произошло за то время, пока вы отсутствовали, и если бы кто-нибудь действительно преследовал мадемуазель Пьюбран, он должен был бы воспользоваться моментом.

– Каким моментом?

– Как каким… вашим отсутствием.

– А что, я считаюсь защитником мадемуазель Пьюбран?

– Но господин комиссар, вы были первым, кто ей поверил.

– Первый и единственный, если я правильно понимаю.

– То есть…

– Не оправдывайтесь, Ратенель, каждый имеет право думать, что хочет. Главное быть искренним. Правда мне немного неприятно, что вы принимаете меня за дурака.

– Что вы, господин комиссар…

– Конечно да! И не вы один! Господин прокурор полностью разделяет вашу точку зрения. Я попал под влияние девицы, которая разыгрывает комедию. И хорошо разыгрывает, как только душевнобольные и могут. Вокруг нее несчастная семья пытается защитить родственницу от нее самой и в то же время отказывается от вмешательства психиатра, дорожа своей репутацией. Не так ли?

Инспектор готов был сквозь землю провалиться.

– Да, в какой-то мере.

– Ну что ж, теперь пусть кто-нибудь объяснит мне, для чего мадемуазель Пьюбран все это делает? Просто поиздеваться над родными – неправдоподобно как-то получается. Хотя вы скажете, что у сумасшедших свои причуды. Хорошо. Но почему тогда родственники, среди которых имеется врач-психиатр, не устроят так, чтобы незаметно положить ее в больницу, подлечить немного. Они ведь больше всего на свете боятся огласки, а позволяя Мартине действовать, как ей заблагорассудится, они будто специально ищут скандала. Заметьте, это полностью подтверждает слова девушки. Мартина Пьюбран за серию экстравагантных выходок будет признана трибуналом недееспособной! И свидетели имеются! Комиссар полиции, например! А семья, таким образом, сможет распоряжаться ее состоянием. А лучше всего вообще убрать девушку. Они тогда не только распоряжаться смогут, а просто поделят его между собой.

– Конечно, в таком свете дело выглядит по-другому.

– Хорошо, допустим, я купился на рассказы сумасшедшей. Но нельзя забывать, Ратенель, что я был свидетелем покушения на жизнь мадемуазель Пьюбран. Кто-то пытался ее задушить. Вы говорите, что с тех пор ничего не произошло, и объясняете это простым расчетом. Тут я с вами согласен. Однако вы неправильно считаете Мартину автором сценария. Я думаю, что открытие дела, как бы ни незначительны были шаги, нами предпринятые, насторожило преступника.

В этот момент в голове комиссара как будто что-то щелкнуло. Сосед Эскорбьяков возник у него перед глазами, он отчетливо услышал возмущенный голос: «Вот что случается, когда слишком доверяешь людям! Они потихоньку готовят удар и, когда вы этого не ждете…»

– Что такое, комиссар?

– У меня появилась одна мысль. Но не буду говорить раньше времени.

На самом деле Невик не мог поделиться с Фернандом уверенностью – он сам не знал, откуда она взялась – что с Мартиной в скором времени что-то должно случиться.

После смерти жены Невик еще больше сблизился с Эскорбьяками. Они изо всех сил пытались отвлечь его от грустных мыслей. Теперь он приходил в «Таверну» два раза в день, а вечером, поскольку ему больше незачем было торопиться домой, он оставался поболтать со своими друзьями и часто засиживался до рассвета.