- Сейчас я не знаю достаточно хорошо, где нахожусь. Эмоционально я подавлен. Это все, что я могу сказать.

- Можно позавидовать вашему спокойствию.

- Я мужчина, доктор, взрослый мужчина, а не истеричная женщина.

Добродушный доктор рассматривает меня с некоторой растерянностью.

- Да. С другой стороны, состояние стресса легко спутать с хладнокровием. В особенности для личности, не отдающей себе отчета в своем действительном состоянии.

- Я?

- Естественно. В этот самый момент вы в состоянии глубокой отрешенности, спровоцированной шоком. Ваше видимое спокойствие - результат усилий организма не впасть в состояние комы. Что - я должен признать - не делает его менее восхитительным.

- Спасибо, - ответил я и внезапно то, что он сказал, поразило меня. Вы пытаетесь заставить меня думать, что в сейчас я нахожусь у себя в постели, в глубоком сне, ожидая, что зазвонит будильник.

- Я не желал бы лучшего. К несчастью, это невозможно. Труп в ванне реален. И револьвер - улика против вас - тоже реален.

- Доктор, я клянусь вам, что не стрелял.

- Отрицать - естественный синдром. Совершив слишком ужасный акт, трудно с ним согласиться. Какая-то дверца в мозгу герметически закрывается. Воспоминания о содеянном остаются запертыми там.

- Я убиваю женщину, которую никогда в жизни не видел? И это в доме, полном людей и на их глазах?

- Дом полон людей?

- Вы были там, доктор. Моя бывшая жена тоже. Ее муж. Служанка.

Он медленно покачал головой.

- Меня там не было. В доме не было никого, кроме вас и вашей жертвы.

- Ну что вы? Вы были там! Я вас видел.

Он все так же качает головой.

- Почему же мы были там, Питер? Зачем вашей разведенной жене и её мужу, избегающим вас как чумы, внезапно понадобилось прийти к вам в гости? А я? Зачем я пришел к вам? Разве я посещаю своих клиентов на дому? Что же до служанки...

Он надул губы и выпятил их, словно рассматривая мою толстушку Офелию. Я полагал, что одержал небольшую победу. Это успокаивало.

- Да? Что вы мне плетете? Она должна была быть там! Это её день. Пятница.

- Святая пятница. Выходной день. Больше чем выходной для нее. Святой день.

- Я знаю. Она мне говорила на прошлой неделе. Но она все же обещала прийти, сказав, что затем пойдет в церковь.

- Так она и сделала. Вы представляете, который теперь час?

Я попытался взглянуть на часы, заметил, что их нет, и поспешно прикинул в уме.

- Час? Половина второго?

- Час. Ваша служанка пришла в восемь тридцать. Вы оставили её там, а когда вернулись в полдень, она уже ушла. Я точно воспроизвожу события?

- Не знаю. Я не помню, как и когда вернулся.

- Но очевидно, что вы вернулись к себе. Вас взбесило отсутствие верной Офелии, не удосужившейся отработать положенное время. Еще больше вас взбесило оставленное на телефонном столике послание...

- Не на столике. Эта безмозглая мексиканская кретинка стирала его под краном в ванной комнате. И приклеила на стенку.

- Серьезно? Вы действительно в подобное верите?

- Я верю в то, что я вижу. Это мания. Почему я должен верить в то, что вы хотите вдолбить мне в голову. И я думаю вот о чем: каким боком вас касается это дело? Кто просил заняться мной?

- Ах, Питер! Это по вашему же настоянию я здесь, как заметили вы, занимаюсь Вами. Вначале, в шоковом состоянии, вы обратились к мужу вашей бывшей жены. Видный адвокат, ловкий манипулятор законностью. Но он вас не устроил. Потому теперь моя очередь.

- Итак, вы знаете, что произошло между Гольдом и мной. Вы видели нас в ванной комнате.

- Как сейчас вижу вас. Но только потому, что вы допустили меня в ваше подсознание. Вы сделали меня частью себя. После трех пропавших лет вы впервые наконец-то повернулись ко мне и только что попросили этого бедного доктора Эрнста, этого педанта и старого болтуна, вывести вас из джунглей.