– Я сделал это с величайшим удовольствием, сэр, – пробормотал Кеннет. Давно он уже так не веселился.

Внезапно сэр Эдвин осознал, что это вульгарно – вести столь долгий разговор на бживленной улице. Он заявил, что больше не станет задерживать их сиятельства ни на секунду, объяснив, что дела вынудили его приехать в Лондон. А вот теперь, несмотря на его глубокую печаль, на глубину его горя, он решил, что не оскорбит памяти дорогой усопшей, если покажет сестре реликвии, напоминающие о чудовище, в разгроме которого его сиятельство сыграл такую выдающуюся роль. И он поклонился. Он также надеется, что его сиятельство не станет обвинять их в том, что они так скоро после ухода мамочки ведут себя столь легкомысленно. Его сиятельство заявил, что совершенно ни в чем не обвиняет их…

– Ну как, Майра? – спросил Кеннет, когда они поспешили вперед, чтобы нагнать своих друзей.

– Господи! Какого ответа ждете вы от меня?

– Я дрожу от страха – вдруг вы скажете, что пока мы стояли рядом с сэром Эдвином, вы сравнивали нас и пришли к выводу, что сделали неверный выбор.

– Я считаю, что над этим нечего смеяться, – возразила она. – Кроме того, вам известно, что у меня не было выбора.

– Потому что вы отправились в дорогу во время адской бури? – сказал он. Но тут же почувствовал, что назревает ссора, а они почти уже догнали Рекса с женой. Кроме того, Кеннет был в хорошем настроении, и ссора не доставила бы ему удовольствия. – Разве сэр Эдвин не воплощенное великодушие, Майра? Похвалить меня за то, что я на вас женился! Счесть это за комплимент самому себе!

– А как вы думали, что он скажет? – спросила она. – Полагаю, гордости у него не меньше, чем у всякого другого джентльмена.

– Что я думал? Не знаю. Таких людей я никогда не встречал. Но могу сказать, что сделал бы я, поменявшись с сэром Эдвином местами. Я хорошенько стукнул бы его. Я бы постарался, чтобы нос у него торчал на затылке, прежде чем я исчезну из вида.

Майра остановилась и прижала кулачок к носу и рту. И крепко зажмурила глаза. Но, несмотря на героические попытки, не сумела удержаться. Она разразилась хохотом, она содрогалась от хохота, совершенно беспомощная, так, что взмокли ресницы.

– Бог мой! – сказал Кеннет и тоже расхохотался.

– Ах, Кеннет, – наконец выговорила она, – ну разве он не забавен?

– Что до меня, – сказал Кеннет, – я не отказался бы от родства с ним за весь чай Китая или какие там еще существуют общепринятые выражения. Что же до самого сэра Эдвина, то, когда он, наконец, решит осчастливить какую-либо молодую леди своими ухаживаниями, он покорит ее, сообщив о своем родстве с графом Хэверфордом и его супругой, владельцами Данбертона, и так далее, и тому подобное.

– И не следует забывать, – добавила Майра, – что покойная миссис Бейли происходит из семьи Грэфтонов из Хаглесбери. – И ее охватил новый приступ веселья.

– Ах Боже мой, нет-нет! – воскликнул Кеннет. – Я буду безумно оскорблен, если он похвастается этим до того, как упомянет обо мне. – И он расхохотался, закинув голову.

Рядом раздалось деликатное покашливание.

– Не намерены ли вы простоять здесь до вечера, гогоча и привлекая внимание прохожих, Кен? – осведомился виконт Роули.

– Вам следовало бы остановиться рядом с нами и быть представленными тому джентльмену, с которым мы беседовали, – сказал Кеннет. – Сэр Эдвин Бейли потерял бы от удивления дар речи, а это, я вам доложу, стоит увидеть.