Тогда, поверх этого общего фона накладывается Любанин бас. Не слушая несовпадающие показания, что идут наперебой с обеих сторон, и, не вникая, расставляет по углам.

Сегодня было пока спокойно. Димка убежал гулять, а Диана была у бабушки в гостях.

А мы вот уже час медитировали – лепили пельмени и распевали песни. Два подноса были готовы, разложены на досочки и отправлены в морозилку. Зимой было бы проще, но мы не ищем легких путей.

– Слушай, Любань, может, проще было котлет настряпать?

– Не проще. Мне эти котлеты уже скоро во сне будут сниться. В кошмарах, я имею ввиду. Так что лепи, давай, не отвлекайся.

– Запевай тогда.

– Ага.

Положила готовую пельмешку на доску и встала, раскатывать новый сочень.

– Оставь только немного теста.

– Помню, помню. Ты любишь жареные сочни. Оставлю, конечно.

Вдохнула в легкие побольше воздуха.

– «Позвони мне, позвони,

Позвони мне, ради Бога,

Через время протяни

Голос тихий и глубокий…»

Я быстро подхватила мотивчик, методично слепляя краешки теста пальцами. На кульминации заголосили громче:

– «Если я в твоей судьбе

Ничего уже не значу,

Я забуду о тебе,

Я смогу, я не заплачу.

Эту боль перетерпя,

Я дышать не перестану,

Все равно счастливой стану,

Все равно счастливой стану,

Даже если без тебя.

Позвони мне, позвони…».

В кухню зашел Валя, почесывая отверткой затылок.

– Слушай, Люб, а когда мы есть будем. А то от ваших завываний желудок бурчать начал.

– Вот и старайся после этого для семьи. Никакой благодарности.

– Я ведь не о том… Свет!

– А что Света?! Ты только что и мое пение завыванием обозвал.

– Короче, дамы, когда мы обедать будем? Три часа уже. Димка скоро с гулянки вернется тоже голодный.

Подружка быстро нарезала стаканом кругляшков и перекинула в мою сторону. Подошла, поцеловала мужа в залысину на лбу.

– Минут через сорок все будет.

Он просиял от такого внимания, кивнул и ушел. Проводив его взглядом, подмигнула озорно.

– Запевай.

– «Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит,

Не оставив мне даже тени в замен,

И он не спросит…»

Она подняла бровки, услышав мой выбор и сосредоточенно глядя на пельмешку в руке, спросила, прервав мое соло:

– Кстати, куда Голландца твоего унесло ветром злых перемен? Вроде у вас все налаживалось. Или нет?

– «Может быть, хочу улететь я с тобой,

Желтой осенней листвой,

Птицей за синей мечтой».

Допела куплет и попыталась серьезно ответить.

– Просто мне уже давно надоело взывать: «Позови меня с собой!». И так далее.

– Как? Опять исчез без объяснений? Так вроде вся история закончилась. Чего теперь то не так?

И замерла с ложечкой.

Вот поэтому я две недели отсиживалась в засаде и отделывалась короткими разговорами по телефону, не вдаваясь в детали, только суть. Знала, что меня ждет допрос с пристрастием. Пока что сама до конца не осознала, как так получилось.

Заплутала в своих мыслях. Нет, отношусь нормально и сама же все изменения затеяла. Но не прочувствовала. Все конец. И жизнь с чистого листа. Надо устраиваться по новому, думать о будущем. Теперь в условиях этой задачки не будет учитываться его фигура.

– Значит, поделиться с подругой не хочешь? Понятненько.

– Люб, не говори глупостей.

– Какие глупости. Две недели слова из тебя выжать не могу.