Прижала ручку к груди и возмущенно засопела.

– Любань, не обижайся.

– Не обижайся. Детский сад какой то. Я понимаю, что первое время шок, да и отлежаться тебе надо было. И Голландец от тебя не отходил. Вот и не стала мешать. Раз уж у вас все на мази. Романтика по полной программе. Он тебя спасает от злодея, и вы живете долго и счастливо.

– Ага, прям долго и счастливо.

Подружка чуть притормозила и оторвалась от образа обиженной.

– Чего у вас произошло?

– Ничего. Он уехал неделю назад. Надеюсь, что больше мы не увидимся. По крайней мере, пару лет. Пока не успокоится внутри.

– Как уехал? Не поняла.

– Обычно. На поезде.

– Я не догоняю, что за фигня? За все эти годы щенячьей верности и страданий, тебе вот такую дулю от бублика подсунуть. Ну, не гад ли?

Я весело зафыркала и достала кастрюлю с полки.

– Надо Валю кормить. Не забыла?

– Подождет Валя, если что бутербродами перебьется.

– Не буду злоупотреблять его терпением и гостеприимством.

– Не увиливай, а выкладывай все подробности.

– Хорошо.

Хоть мы и лучшие подруги, но не всегда можем понять друг друга.

– Я жду. И за две недели уже много всяких вопросов накопила.

– Любопытство сгубило кошку.

– Это не любопытство, а радение о твоей судьбе. Кто, если не я?

Валя уселся за столом и тоже взглянул вопросительно.

– Я тоже весь внимание.

– Сколько вас на меня одну.

– Не тяни кота. Сама знаешь за что.

– Не тяну я никого. Просто собираюсь с мыслями. Сама не совсем до конца понимаю себя и свои действия. А уж объяснить кому то…

Местами я до сих пор выглядела не очень рентабельно. А две недели назад вообще, как после аварии. Двигалась с переменным успехом по квартире. Старалась не смотреться в зеркала, чтобы не впадать в еще большее уныние от своего вида.

Приняв в душе решение, начать жизнь с чистого листа, впала почему то в заторможенное состояние. Одна часть меня вопила и голосила: «Вот же оно счастье твое рядом! Ты так долго ждала, мечтала, слезы лила. Сейчас он с тобой. Только прояви хоть немного внимания, приласкай и все пойдет, как надо. Давай, пошевеливайся!».

Мысли эти вполне здравые и закономерные. Герман первые несколько дней ходил за мной, как за малым дитем. Готовил, кормил, убирал, перестилал постель, носил на руках в душ. И в туалет бы носил, но я решительно воспротивилась. Не при смерти же, в самом деле. Привыкну так, а дальше что будет?

Осознаю, моя заторможенность так на него повлияла. Видимо утвердился в мысли, шоковое состояние не проходит. А я просто не знала, как ему сказать, что все закончилось. Совсем, навсегда.

Чем больше уходила в себя, пытаясь найти ответ, как же это произошло и почему, тем больше росло его беспокойство. А так же число попыток вывести меня на разговор, развеселить, отвлечь. Но, видя опять мой пустой взгляд, устремленный в окно, отставал.

– Может Любе твоей позвонить? Она приедет тут же. Названивает по двадцать раз на дню. Хоть беспокоиться перестанет.

– Нет. Не надо.

– Тогда родителям?

– Тем более не стоит. Еще их причитаний не хватало, – и повернулась к любимому окну.

Тяжело вздохнув, удалился на кухню.

Поздно вечером случайно услышала разговор по телефону.