Я горячо заявила, что не могу принять подобной философии.

— Это, Джейн, — ответил он, — потому, что ты одна из тех, кто борется с обстоятельствами.

Я приводила к нему Джейсона, и мой сын читал Сильвестеру вслух, показывая, какого прогресса он добился в чтении. Джейсон любил поговорить, и он часами рассказывал Сильвестеру различные истории, которые сам сочинял. Почти в каждой обязательно действовал дракон. Сильвестер учил мальчика своей любимой игре — маджонгу и был в такие часы счастлив тихим спокойным счастьем.

Его часто навещал Тоби, они секретничали вдвоем; приезжал также английский нотариус. Я знала, что Сильвестер приводит в порядок свои дела.

Сильвестер рассказал мне о доме и закончил свое повествование на печальной ноте:

— Мне уже не узнать этого секрета, Джейн.

— У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет? Ты считаешь, что секрет в самом деле есть? Но ты же сам рассказывал о всех усилиях, предпринятых, чтобы раскрыть тайну. Я думаю, что если бы тайна была, то уже вышла бы на свет Божий. Я так думаю.

— Ты говоришь это вполне искренне?

— Я думаю, что вполне возможно создать эту, как ты ее называешь, ауру в собственном воображении. И она не будет ощутима физически.

— Ты разумная женщина, Джейн. Я всегда знал это. И ты права. Страх зачастую живет в мозгу того, кто сам породил его. Может быть, тебе суждено открыть секрет этого дома, который заключается в том, что секрета вовсе нет. А теперь почитай мне, пожалуйста.

Я читала ему Диккенса, которого он очень любил. Мне казалось, что он сумеет отвлечься и перенестись в совсем другой мир. Ибо ничто не было дальше от этой комнаты с раскачивающимся фонарем, чем старая добрая Англия.

Он хранил книгу изречений знаменитых китайских писателей на столике рядом с кроватью и обычно изучал их перед сном.

Я запомнила некоторые из них. Два высказывания особенно отвечали моему состоянию. Вот первое: «Драгоценный камень не станет таковым, если его долго не полировать. Так и человек не станет человеком, не пройдя искусы и переживания…»Я при этом всегда думала о том, что, пережив безмятежное короткое счастье с Джолиффом и попав под жернова судьбы, сегодня была уже совершенно другим человеком. Теперь я лучше понимала людей, время смягчило меня и сделало более мудрой. Я не раз задавала себе вопрос: если бы я, не пройдя испытаний, оставалась такой же наивной девочкой, любившей себя и свою жизнь и не понимавшей проблем других, смогла бы дать Сильвестеру хотя бы тот уровень душевного комфорта, который он теперь имел?

Второе высказывание было таким: «Ошибка совершается в один момент, а последствия ее отравляют всю оставшуюся жизнь».

Над этими словами я задумывалась особенно часто Странное это было время: в комнате Сильвестера, казалось, воцарилась атмосфера ясности и понимания, но и бдительного ожидания чего-то. Дом даже затих и замер. Все было пронизано духом ожидания.

И хотя я убеждала себя, что все это игра воображения, что ничего не существует вне моего ума, я физически ощущала НЕЧТО. Это было в затихших комнатах, в каждой из которых горел центральный светильник и еще несколько меньших по стенкам, это было в миниатюрных деревьях и колокольчиках над дверями. Это было в пагоде — месте тайной встречи Джолиффа и Джейсона. Я часто ходила туда проверить, не ослушалась ли меня Лотти. С одной стороны, я очень хотела встретить Джолиффа, но с другой — боялась этой встречи. Я понимала, что живу в странном половинчатом мире, между двумя жизнями, в ожидании того, что поведает мне дом. Дом — не Сильвестер, который собрался умирать.

Мне не хотелось думать об этом, но подленькая мысль пробивалась наверх. Джолифф… свободен. А я тоже… буду. Мне было стыдно перед собой, я чувствовала себя виноватой за то, что втайне размышляла над таким выходом из нашей ситуации.