Без сомнения, она слышала это от кого-то. Может быть, Адам проговорился. А может быть, я или Сильвестер? Разве можно найти семью, где слуга не в курсе семейных секретов? К тому же Лотти понимала по-английски.

— Если кто-то не слушается отца, то это приносит ему большое несчастье, — изрекла Лотти. Я положила ей руки на плечи.

— Да, Лотти. Мистер Джолифф — отец Джейсона, но я надеюсь, что ты не говорила мальчику об этом?

— Нет, я ему об этом не говорила. Я не должна этого делать…

Я верила ей. Потому что, если бы Джейсон узнал правду, не поделиться со мной было бы выше его сил.

— Не говори ему никогда, — попросила я. — Если ты сделаешь это… — Я заколебалась, но потом все же продолжала:

— Если ты сделаешь это, нам придется расстаться. Тебе придется вернуться туда, откуда ты пришла.

На ее лице появилось выражение откровенного ужаса. Ее просто затрясло.

— Я не буду говорить. Это нехорошо сказать. Он только дитя. Но нельзя ослушаться отца.

— Это мистер Джолифф попросил тебя привести Джейсона в пагоду?

Она опять потупила голову.

— Больше не делай этого никогда, — предупредила я. — Если ты еще раз попробуешь обмануть меня, то мне придется прогнать тебя.

И опять она кивнула обреченно. Она опять хотела упасть на колени. Ее униженная поза означала, что она принимала все обвинения в свой адрес, готова была признать собственное ничтожество, но хотела также замолить свои грехи.

— Ладно, Лотти. Я прощаю тебя, но не смей повторять это еще раз.

Она кивнула в знак согласия. А я была удовлетворена, потому что знала: Лотти не умеет обманывать, а мне удалось настоять на своем.

Но беспокойство мое не проходило, потому что я знала, что Джолифф умел убирать со своей дороги все, что ему мешает. Я совершенно отчетливо вспомнила, как увидела его в «секретной» комнате Сильвестера в середине ночи. Вот тогда-то мне и надо было задуматься о том, что это за человек, который вламывается в собственность другого, что это за методы, которые он применяет. Но я не поняла предостережения свыше. Теперь каждый день я ожидала, что он вытворит что-нибудь из рук вон выходящее, а может быть, просто уедет домой.

Без сомнения, в доме происходили какие-то изменения. Они начались вскоре после возвращения Джолиффа. Я стала бояться теней, после того как наступали сумерки. Светильники давали не много света, и окружающее выглядело очень таинственно.

Когда в доме наступала тишина, мне казалось, что стены прислушиваются к каждому шороху, пытаются осмыслить происходящее, чего-то ждут. Конечно, это был абсурд, следствие разыгравшегося воображения. Я старалась представить себе, что и как тут выглядело до того момента, когда стали строить этот дом. Видимо, священники деловито сновали туда и сюда, пересекая двор пагоды. Мне казалось, что я слышу их бормотанье и удары гонга. Вижу, как они отбивают низкие поклоны перед образом богини.

Я видела их, как живых. Они были одеты в желтые просторные одежды, головы их были выбриты. Мне казалось, что вот-вот — и я увижу на лестнице ожившие бесплотные тени.

Сильвестер как-то сразу постарел, сгорбился. Были такие дни, когда он не покидал своей спальни.

Это заметил Адам. Он спросил меня, не пригласить ли доктора Филиппса, единственного здесь врача европейца.

Как ни странно, но мне сейчас было легче оттого, что в доме был Адам. С приездом Джолиффа в Гонконг Адам возложил на себя функции охранника. Я чувствовала, что если бы вдруг решила уйти к Джолиффу, а последний совершенно очевидно надеялся именно на это, Адам испытал бы некое извращенное удовлетворение. Если бы я уехала отсюда вместе с Джейсоном, то кто знает, не взял бы для заполнения создавшейся пустоты Сильвестер в партнеры Адама.