— Это крестьянские ноги, — сказала она. — Ноги кули. Никто не заботился о моих ногах, когда я была маленькой.

Я была потрясена. Теперь я знаю, что она имела в виду. Многим китайским девочкам в раннем детстве перебинтовывают ступни так, чтобы они деформировались особым способом. А у Лотти ножки были совершенной формы и красоты.

Я постаралась успокоить ее. Мне пришлось объяснить ей, какое это счастье, что ее замечательные ножки не успели изуродовать. Но она не поддавалась убеждениям и только беззвучно плакала и трясла головой.

Я постепенно привыкала к жизни Гонконга. Часто мы виделись с Адамом, мое отношение к нему изменилось в лучшую сторону, когда я увидела его с вазой эпохи Минь в руках.

Я забыла его неприязнь ко мне, о которой помнила с первого момента нашей встречи, когда он стал рассказывать мне об этой вазе. Его холодность исчезла без следа. Казалось, он сбросил какую-то оболочку и ожил, и именно тогда я ощутила, что несмотря на прошлую неприязнь, он начинает мне нравиться. Адам по-прежнему жил в высоком узком доме — прямо на берегу залива, раньше с ним жил отец. Но после его смерти Адам пребывал в полном одиночестве, если не считать бесшумных китайских слуг. Его дом, как и наш, был смешением европейского и китайского стилей.

Казалось, что Джейсон вдруг забыл все, что знал раньше, что выучил за свою предыдущую жизнь. Очень изредка он вспоминал теперь миссис Коуч. Лотти затмила все. Часто мне казалось, что два ребенка на равных играют, сидя рядом. Но это было не совсем так. Один ребенок — Лотти — временами проявляла недетскую мудрость и авторитет, который Джейсон признавал. Смотреть на них — эту парочку — было не просто удовольствием. Рождалось чувство успокоения и довольства окружающим от того, как эти двое обожали друг друга. Я была уверена, что под опекой Лотти Джейсону ничто не грозит. Я разрешала им уходить за ворота во внешний мир. Лотти как-то сделала для Джейсона воздушного змея из шелка и палочек бамбука. Это было удивительно изящное изделие, украшенное изображением дракона. Лотти все сделала своими руками, зная мистическую тягу своего маленького приятеля к этим сказочным существам. Джейсон считал, что этот змей — самое ценное из того, что у него есть. Тем более, что дракон извергал сноп огня из пасти. В теле змея были овальные отверстия, из которых в воздух выходили вибрирующие струи. Получалось так, что парящий в воздушном потоке змей издавал шум, подобный шуму роя пчел. Джейсон практически никуда не ходил без своего змея. Он ложился спать, и змей располагался рядом с кроватью. Отходя ко сну, мой сын последний взгляд бросал именно на своего любимца, а утром, открывая глаза, видел именно этого змея. Джейсон называл его Огненный дракон.

Лотти была в восторге, что ее подарок доставил такое большое удовольствие ее приятелю, и я при случае высказала искреннюю благодарность Адаму за то, что Лотти появилась в нашей семье.

— Советую тебе использовать возможности совершать верховые прогулки, — как-то сказал Сильвестер. — У Адама есть конюшня. Я попрошу его подобрать для тебя лошадь, хорошо идущую под седлом. Тобиаш охотно составит тебе компанию.

Эти прогулки позволили мне увидеть много нового. Например, рисовые поля, где в непривычных для европейцев условиях выращивалась культура — основа рациона народа. Меня поразила хитроумность ирригационных систем. Часами можно было наблюдать за вращением колес водяных мельниц. И здесь, в полях, была ощутима бедность страны. Я видела, как плуг тащили не только ослы или мулы, быки или буйволы, но, увы, мужчины и даже женщины!

Я видела чайные плантации, это они были одним из главных источников доходов этой страны. Я научилась на глаз разбираться в сортах чая. А с берега были хорошо видны неутомимые рыбаки с бесконечными сетями и плетеными ловушками.