— Конечно, мы ни разу не поднимали на него руку. Ведь Джек не хотел…

— Нет, Венди, иногда у меня возникает желание отшлепать его. Я легко теряю над собой контроль. — Он снова глянул на врача. — А знаете что, доктор? Слово «развод» было впервые упомянуто нами здесь, так же, как мой алкоголизм и избиение ребенка, — три запретные темы затронуты впервые за какие-то пять минут.

— Возможно, они-то и лежат в основе проблемы, — сказал Эдмондс. — Я не психиатр. Если вы хотите показать Денни психиатру, могу порекомендовать хорошего врача из Медицинского центра в Боулдере. Денни — умный, впечатлительный мальчик, но я не считаю, что его так сильно расстроили ваши брачные проблемы. Маленькие дети легко приспосабливаются — ведь они не ведают стыда или необходимости прятать свои чувства.

Джек внимательно разглядывал свои руки. Венди взяла его за руку и пожала ее.

— Но Денни почувствовал, что между вами что-то неладно. С его точки зрения, главным была не его сломанная рука, а ваши надломленные отношения. О разводе он упомянул, а о сломанной руке — ни полслова. Когда сестра спросила о гипсе, побывавшем на его руке, он отмахнулся. «Это было давным-давно», — вот что, помнится, он сказал.

— Ну и ребенок, — пробормотал Джек, стискивая челюсти так, что желваки резко обозначились на скулах. — Мы не достойны его.

— Тем не менее, он ваш ребенок, — сказал Эдмондс сухо. — Как бы там ни было, он по временам погружается в мир фантазии. В этом нет ничего необычного, так делают многие дети. И прекрасно. Если жизнь не обломает ему антенны, из него получится дельный человек.

Венди кивнула — конечно, дельный человек, но рассуждения доктора показались ей легковесной болтовней. Эдмондс не жил с ними рядом, а то знал бы, как быстро Денни находит потерянные пуговицы, подсказывает ей, куда запропастилась программа телевидения, которая лежит под кроватью; знал о том, как Денни однажды, собираясь в садик, сказал, что надо бы надеть галошки, хотя солнце утром светило вовсю… а вечером они возвращались домой под проливным дождем, прикрывшись зонтиком. Эдмондс Не может знать, как Денни предугадывает их желания — если ей взбредет в голову выпить в неурочное время чашку чая, часто бывает, что на кухне уже стоит чашка с пакетиком чая, накрытая колпаком. Или ей вдруг вспомнится, что пора отнести книги в библиотеку, она идет в прихожую, а там на столике лежит аккуратно сложенная стопка книг с ее абонементной карточкой наверху. Или Джеку придет фантазия надраить «жука» полировочной пастой, он идет к машине, а там уже на бровке тротуара стоит Денни, готовый понаблюдать за его работой. Но вслух она сказала:

— Тогда почему его теперь мучают кошмары? Зачем Тони велел ему запереть дверь в ванную?

— Я считаю, что Тони перестал быть полезным, — сказал Эдмондс. — Он родился — Тони, а не Денни — тогда, когда вы с мужем делали усилия сохранить свой брак. Муж сильно выпивал. Тут еще сломанная рука. Словом, зловещее равновесие: или — или.

Зловещее равновесие — эта фраза передавала точный смысл событий. Напряженное молчание за семейными трапезами, прерываемое банальными замечаниями типа «Передай масло, пожалуйста», «Денни, доедай свою морковку» или «Извини». Бессонные ночи, когда муж исчезал из дома, а она лежала на диване, уставясь сухими глазами в потолок. А по утрам, когда они ссорились, как кошка с собакой, Денни метался между ними, как дрожащий, испуганный мышонок. Все это было правдой

Бог ты мой, неужели никогда не перестанут ныть старые раны?

ужасной, отвратительной правдой!

Эдмондс продолжал развивать свою мысль:

— Но сейчас ситуация коренным образом изменилась.