Да, такие выходки были вполне в духе Сэма. Если ему становилось скучно, он начинал крушить все вокруг – ничто его так не развлекало. Он культивировал в себе эту гнусную привычку с тех пор, как жил в отеле «Челси» в компании Ди Ди Рамона и Джонни Сандерса.

Сэм Бертен считал себя последним настоящим бунтарем. Мне следовало бы напомнить ему, что движение панков умерло, когда Сид Вишус испустил последний вздох.

Эта героическая эпоха существовала только в его воспоминаниях. Все его старинные приятели умерли или пребывали в состоянии прогрессирующей немощи: артерии Ди Ди в конце концов подвели его при десятой передозировке, Игги предпочитал валяться на надувных матрасах, а не на своих легендарных черепках, а Оззи демонстрировал болезнь Паркинсона по телевизору, сидя на двуспальном диване стоимостью в десять тысяч долларов.

А Бертен ваял идиотских восковых мадонн. Вечные сожаления.

Иными словами, его статус выжившего ни в коем случае не давал ему права устраивать бардак у меня в галерее.

Второй выключатель находился возле прозрачной стены моего кабинета, на другом конце галереи. Выбора у меня не оставалось. Чтобы подсчитать убытки, придется пересечь помещение в темноте.

Я не решался представить себе, во что превращена галерея. Судя по всему, этот кретин здорово накачался. Я словно видел все, что здесь произошло: он укололся, выкурил несколько косячков, чтобы поскорее войти в кайф, и все запил текилой, потому что, как он однажды объяснил мне, алкоголь не дает мозгам полностью выключиться. Потом, прежде чем убраться, он все переломал. Я благословил интуицию, заставившую меня установить видеокамеры.

В нескольких метрах от меня послышалось какое‑то шуршание. Бертен, без сомнения, притаился где‑то в углу. Я безуспешно пытался определить, откуда идет звук. Мне показалось, что я увидел, как перед прозрачной стенкой кабинета промелькнула какая‑то тень.

– Сэм, это ты? С выключателем – это ты гениально придумал. Я здорово повеселился. Очень правдоподобно, приятель. А теперь, пожалуйста, включи свет.

Час от часу не легче. Этот идиот спрятался. Вообразил себя ковбоем, подстерегающим индейца. Ну что же, я был бы не прочь снять с него скальп.

Стараясь не шуметь, я сделал несколько шагов вперед, в том направлении, где заметил какой‑то силуэт. Слева от меня послышался приглушенный треск. Тень снова шевельнулась.

В моем мозгу прозвучал сигнал тревоги. Внешность Бертена вполне соответствовала хрестоматийному облику любителя пива. Он был большой и пузатый. После тридцати лет курения и ранения пулей двадцать второго калибра из его легких при малейшем усилии исходил свист. А мой призрак двигался быстро и беззвучно.

Вывод: это был не Бертен. Значит, и все это устроил тоже не он.

Я повернулся и бросился к выходу, но мой гость опередил меня. Он встал между мной и дверью. Я не видел его лицо, но мог различить контуры его тонкого мускулистого тела. Самое большое опасение вызвал револьвер, поблескивавший при свете луны в его руке.

Передо мной открывались две возможности. Попытаться силой проложить себе дорогу с риском оказаться подстреленным или же укрыться в кабинете.

Сложнее всего было решить проблему с его дверью. Электронная коробочка, управлявшая механизмом замка, была совсем крохотная, с кнопками, как на карманном калькуляторе. Мне было трудно набрать код при свете дня, а уж в темноте...

Я видел всего один выход: как можно скорее добраться до второго выключателя, зажечь свет и открыть дверь, увертываясь от пуль. Когда я окажусь в кабинете, мне останется только молиться, чтобы плексиглас оказался таким пуленепробиваемым, как сулил продавец.

Массивная фигура идола из банок «Кэмпбелл», стоявшая напротив кабинета, представляла собой отличный ориентир. Я сделал глубокий вдох и медленно пошел в глубь галереи.

У меня возникло неприятное ощущение, что мой противник повторяет мои движения.