— Ведь необходимо предупредить его светлость о том, что ему грозит…
Они испробовали и бренди, но прошло почти три часа, прежде чем губы герцога чуть шевельнулись, но глаза по-прежнему были закрыты.
Когда крепкий напиток обжег его рот, он закашлялся и попытался увернуться, но тут уже Хоукинс не упустил своего шанса и влил в его светлость полную столовую ложку бренди.
Иоланда поспешно приподняла подбородок герцога вверх, чтобы он проглотил спиртное.
И вот наконец, через три с половиной часа беспамятства из горла герцога вырвались какие-то невнятные звуки.
— Он приходит в себя! — радостно возвестила Иоланда.
Еще пять минут прошло, и герцог открыл глаза.
Иоланда склонилась над ним, но он поначалу ее не узнал. А потом… потом, как ей показалось, он прошептал ее имя.
Тут же Хоукинс склонился над герцогом с очередной ложкой бренди, и герцогу ничего не оставалось, как покорно проглотить спиртное.
Затем он подал голос. Говорил герцог хрипло и не слишком разборчиво:
— Что произошло? Почему вы… здесь?
— Просыпайтесь! Пожалуйста, просыпайтесь! — умоляла Иоланда. — Это так важно… вас отравили!
Герцог вновь смежил веки, словно был не в силах встретиться с жестокой действительностью, но Иоланда не могла позволить ему опять уйти в небытие.
— Проснитесь! Ради всех святых, прошу вас!
— Отравили? Вы сказали — отравили? — пробормотал герцог.
— Да! Вы в опасности.
Еще десять минут понадобилось, чтобы приподнять герцога и усадить его среди взбитых подушек.
Хоукинс заторопился за новой порцией горячего кофе.
Герцог, казалось, не видел и не воспринимал ничего вокруг себя, кроме суетящейся вокруг его постели Иоланды.
— Постарайтесь понять, — говорила девушка мягко, но настойчиво, — французы намерены захватить вас в плен… держать заложником… Вам надо как можно скорее покинуть Францию.
Постепенно сознание возвращалось к нему.
Хоукинс возвратился с полным кофейником, и процесс приведения в чувство его светлости возобновился.
Кофе оказалось раскаленным, как адская смола, но герцог мужественно глотал его.
Иоланда с тревогой взглянула на часы.
— Послушайте, монсеньор. Мадемуазель Дюпре вернется с минуты на минуту, чтобы вновь опоить вас дурманом. Вы должны притвориться спящим, и тогда она не сможет дать вам еще одну дозу. Но, конечно, она попытается.
— Это разумно, — подтвердил Хоукинс. — Как бы там ни было, французикам не надо знать, что вы в сознании и в курсе их грязных делишек.
— Согласен. — Герцог сделал героическое усилие и кивнул головой. — Я вновь впаду в беспамятство, конечно, притворно… но вы держите мадемуазель Дюпре от меня подальше… насколько будет возможно. Сообщили ли вы месье Бувье, что нам потребуются его услуги.
— Ваш конюх Латур уже отправился к нему, ваша светлость, — сообщил Хоукинс. — Я был вынужден довериться этому молодому человеку, чтобы не покидать свой пост возле вас, — добавил он, с беспокойством глядя на хозяина.
— Латур? — Герцог нахмурился. — Не припомню такого.
Но взглянув на Иоланду, он мгновенно все вспомнил.
— Вы можете довериться Пьеру, как и мне, если я, конечно, заслуживаю доверия.
Иоланде нужно было набраться храбрости, чтобы произнести эту фразу.
Чуть заметная улыбка оживила мертвенно-бледное лицо герцога.
— Вам я доверяю…
— Спасибо.
— Допейте кофе, ваша светлость, — настаивал Хоукинс. |