— Будь проклят род собаки, — говорит другой из сторонников Харальда.

— Я вижу, что твою удачу никто не сможет переломить, сын Сигурда, — говорит Харальду бледный приближенный Магнуса. — Вы заключили честный договор, и я признаю тебя моим конунгом.

— Теперь ты конунг всей Норвегии, Харальд, — добавляет еще испуганный другой.

185. По узкому проходу меж собравшегося войска проходит Харальд с мрачноватым и торжествующим лицом, приветственно кричат воины, и золотая, неширокая, массивная, с редкими зубцами, корона конунга на его голове.

Внутренняя политика

186. Темноватая большая комната, длинный стол, на широкой скамье с одной стороны, посредине, меж двух резных столбиков, поддерживающих потолок — на хозяйском месте — сидит Эйнар. Напротив, его место на другой скамье отделено со сторон высокими подлокотниками — Харальд. Женщины ставят еду и питье и выходят.

— Неприятный разговор, но нужный, — говорит Эйнар. — Бонды недовольны налогами. Мы договаривались, что ты не будешь повышать налоги, Харальд.

— Мне они платят меньше, чем заберут у них датчане, если опять придут сюда, — холодно отвечает Харальд.

— Можно забыть датчан, но нельзя забыть, что ты дал им слово, Харальд. Конунг должен держать слово.

— Слово конунга должно служить его делу. Слово может меняться, а дело остается одно: страна должна быть сильной.

— Помнишь ли ты, что из-за этого тебе и пришлось бежать двадцать лет назад, а дом твоего отца был сожжен?

— Я не привык забывать ничего.

— Еще. Родственники Магнуса не простят тебе, что ты похоронил его без почестей, подобающих конунгу.

— Клятвопреступнику, наказанному богами, не подобают почести.

Эйнар стукает по столу:

— Его род силен! И недовольные бонды тянутся к нему. Ты наживаешь врагов.

— Я привык к врагам. Почему это заботит тебя?

— Норвежцы привыкли к свободе. И готовы воевать за нее. Я обещал им свободу, когда мы помогли стать тебе конунгом, Харальд.

Помолчав, Эйнар произносит с подтекстом:

— Ты поистине бесстрашный человек, Харальд.

— Ты тоже бесстрашный человек, Эйнар.

Критическое молчание разряжается смехом: собеседники показывают, что оценили комплименты правильно.

— Выпьем, хозяин! Я думаю, что мы договоримся.

— Выпьем, конунг! Я тоже так думаю.

— Приезжай ко мне через два дня. Я должен все взвесить и обсудить со своими людьми. Серьезные решения нельзя принимать быстро.

Выпивают. Харальд уходит. Эйнар смотрит ему вслед и стискивает кулаки. Потом что-то шепчет и презрительно усмехается.

187. Рассвет. Десяток конных скачут в тумане. Спешиваются, треножат коней. Пробираются кустами. Занимают места за ветвями: сквозь листву виден большой дом на холме над речкой (камень, бревна, узкие окна под низкой крышей). Тихо во дворе дома. Люди в кустах натягивают тетивы на луки и проверяют стрелы.

188. Солнце встает. Еще десяток конных, в другом месте, треножит коней и поднимается по склону холма. За гребнем холма показывается невдалеке этот же дом, уже с другой стороны. Люди ложатся в траву, наблюдая, и раскладывают мечи и топоры рядом.

189. Утро. Корабль Эйнара поднимается по этой речке. Пристает напротив дома — это дом Харальда.

190. В доме уже идет хозяйственная жизнь: работники и слуги кормят скотину, носят дрова, выпускают на пастбище коров, женщины развешивают сушиться перины. Останавливают работу, смотрят из-под руки на прибывших.