Я раздумывал, что бы мне попытаться предпринять в первую очередь, когда Люда, заметив, что я не собираюсь внимать ее страстным призывам, вдруг села, выпрямившись, на тахте; рука ее юркнула под подушку, и мне в лицо уставился черный зрачок маленького револьвера.

Отчаяние обрушилось на меня всей массой. Теперь это было самое настоящее отчаяние, потому что ниточка утоньшалась, последняя ниточка обрывалась прямо на моих глазах с появлением на сцене черной хлопушки, дамского револьверчика. Соблазнение оказалось лишь прелюдией, основной задачей, как и с Арутюновым, было меня убить. И значит, снова мне придется драться, снова придется напрягать все силы, чтобы удержать машину смерти теперь уже в лице миловидной двадцатилетней девушки, которой я никогда не желал ничего плохого.

И после того, как я изуродую ее (а мне придется), после того, как переломаю ей руки и ноги, чтобы обездвижить — что мне останется? Сидеть над ней и пытаться хоть что-нибудь выведать у полумертвого тела, а потом обнаружить, что за все часы не приблизился к Герострату хотя бы на шаг?

Я видел, что Люда готова выстрелить, что палец ее нажимает на курок — пока еще мягко. Я знал, что какой бы ни был этот дамский револьвер, на таком расстоянии его вполне хватит, чтобы уложить меня на месте. Но отчаяние было настолько сильным и всеобъемлющим, что в какой-то момент я почувствовал, что безразлично мне попадет она или нет, сумею я уйти от пули или нет. И в общем-то, не хочу я, не желаю предпринимать хоть что-нибудь для своего спасения, и пусть она стреляет, а для меня все наконец-то кончится раз и навсегда.

Я был готов умереть, но умереть мне не дали, потому что знакомый голос за спиной громко произнес:

— ЛИТОПА НОТ!

И ожидаемого выстрела не последовало.

Пистолет выпал из рук Люды; глаза ее закрылись; она легла, вытянулась и задышала тихо, ровно, как спящая.

Медленно я обернулся:

— Почему вы здесь?

— Извините, Борис Анатольевич, если помешал. Но дверь была открыта, и я вот подумал: если гора не идет к Магомету, так пусть хоть Магомет придет к горе…

Передо мной стоял полковник Хватов.

Глава тридцать пятая

Его появление поразило меня — не побоюсь банальности — как гром среди ясного неба. А особую окраску этому появлению придал немедленный разворот моих чувств от бесконечного отчаяния к бесконечной надежде.

Я ловил воздух открытым ртом, чтобы хоть как-то прийти в себя. Да, такие повороты не для моей старой кобылки!

Хватов улыбнулся.

— Вижу, не ждали вы меня, Борис Анатольевич.

— Как вы узнали? — не очень внятно спросил я.

— Узнал, — ответил полковник.

Он шагнул в комнату, осматриваясь, походил, потом заглянул в соседнюю, приоткрыв дверь.

— Так-так, — пробормотал он, покачивая головой.

— Что там?

Я двинулся за полковником. Хватов вошел, присел над распластавшимся на полу телом, приподнял окровавленную скатерть, накрывавшую тело с головой.

Я понял. Кто-то из ее родителей…

И отвернулся.

Я не мог, не хотел больше этого видеть.

Еще одна жертва в длинном списке. Когда же мне дадут наконец поставить в нем последнюю точку?!

* * *

Все еще покачивая головой, с удрученным видом Хватов вернулся в гостиную.

— Никогда нельзя предсказать, во что все это выльется, — словно оправдываясь, заметил он.