Нынче тут на острове губернатором служу. Вопросы хочу поспрашивать, а чтобы разговор легче шёл, прими от меня мёда хмельного, стоялого.
Этот приём начала почтительного разговора нравится царевичу больше иных. Он хорошо запомнил разговор в карете с Наташкиным батюшкой. Речь тогда шла об иерархии, и о тех проблемах, что вызывает стремление людей возвыситься. Так вот, он нынче сюда не величие своё тешить пришёл, с занимаемым положением связанное. Ему нужно услышать слово весомое человека сведущего. Потому место своё он сразу определяет, будто ученик пришёл к мастеру совета просить.
— И тебе здравствовать, царевич. Петр я, сын Акинфиев. Пойдём в хату. Хозяйка моя нам чего надо к мёду подаст, да и теплее там.
Войдя, перекрестился на образа. Про себя отметил, что не только у стрельцов, но и у казаков хоть одна икона в доме есть всегда, а вот у мужиков-землепашцев — это когда как. Ну да, воины о покровительстве святого-защитника пекутся всегда, а крестьяне больше на труды свои надеются.
Поклонился хозяюшке, и присел за стол.
— Артиллерийское воздействие, как я приметил, более всего неприятеля удручает. Потому все битвы на суше вокруг артиллерийских позиций происходят. Редуты штурмуют, орудия захватывают. Вот и хочу я выведать у тебя, а не получится ли так сделать, чтобы палить удавалось чаще, если пушки заряжать не спереду, а сзаду?
— Хех! Конечно, частая пальба супостата шибко озадачит, потому что потерь нанесёт не в пример больше. А если выстрел готовить не выбегая вперёд орудия, чтобы ствол пробанить и заряд в него забить, то и прислуга сохранней будет. Вот только как ты пушке казённик затворишь, чтобы его не оторвало при выстреле. Ведь давит пороховыми газами страшно, бывает и сплошной металл не выдерживает. Разрывает стволы, и не редко.
Опять же, если даже как сейчас, со среза дульного заряжая палить без передыху, то пушка нагревается так, что, иной раз, картуз полыхает при зарядке и прибойник из рук вырывает.
— А вот глянь, Пётр Акинфиевичь! Если мы вот таким манером клин сбоку заколотим, а после выстрела встречным ударом его колотушкой выбьем? — Гриша развернул листочек с рисунком.
— Хитро! — старый пушкарь склонился над чертежом. — В линиях, что ли размеры проставлены, али в пальцах?
— Нет, в миллиметрах, — Гриша вытащил линейку и показал для наглядности нанесённые на неё две шкалы.
— Хм! Невелика пушечка. Пожалуй, осилим такую. У меня тут ведь не такая большая печь, как в столице. Обычно я для лафетов скрепы отливаю или по мелочи всякую всячину, а только если бы ещё поменьше сделать для пробы пушечку, то вернее бы вышло.
Гриша молча исправил размеры, деля их пополам. Ну и пусть двадцать пять миллиметров — это почти то же, что и в стрелецких пищалях. Тут надо сначала принцип проверить.
— А ствол я тогда от пищали перекую, железный, — словно прочитав его мысли продолжил Пётр. — Нет, длину не уменьшай, тут и прибавить можно. Чай не из бронзы лить стану, вытяну на наковальне. Ты мне лучше скажи, не вывалится ли пу… ядро из дула, когда мы его сзаду протолкнём? Опять же картуз с порохом назад упасть должен, поскольку орудие поднято и то же ядро назад выкатиться норовит, заряд выталкивая.
Кто бы что ни подумал, но вопросы эти Гриша очень надеялся услышать. Он достал следующий листок и расправил его на столешнице.
Расстались они через несколько часов. Стопочка монет на опыты, оставленных на столе, были последними из тех, которые ещё оставались в распоряжении царевича. Пора наведаться в терема и потрясти дворецкого. Быть того не может, чтобы не имелось в его распоряжении загашничка, оставленного на чёрный день предусмотрительным папенькой. А приближение этого самого черного дня он уже чует — уж больно много денег в дорогу вложил. |