А третью дорогу, дядя Кондрат, ты не иначе как по западному берегу захочешь вести обратно к городу в аккурат по границе заповедного леса?

— Хочу, да только нескоро. На неё леса ещё не заготовлено.

— То есть как не заготовлено?! Вернее, наоборот. Откуда ты на северную дорогу брусьев взял?

— Так, когда путь клали, деревья валили. Их опосля начала езды на путевые кордоны свезли и под навесы сложили. Дойдут к лету, пилить станем.

Через пару дней пришлось извлекать из сундука печать и штамповать расписки. Много расписок. Тысячи. Ну так а что делать? Раскошелились купчины, растрясли свои кубышки и за бумагу, обещающую возврат долга, отдали золото в казну. Был бы царевич опытнее, сообразил бы, что очень странно выглядит то, что ни о каком проценте даже речи не шло. Не иначе — какую-то свою выгоду в этом они видели. Только никому про неё не рассказали.

Неожиданности стали встречаться повсюду. Вот скажем, опять же на подворье стрелец знакомый разговаривает с Натальей и шапку в руке держит.

— Ты уж, Наталья Филипповна свет Чертознаева не обидь стрельцов отказом, сделай нам ещё два прицела из зрительных трубок, — и кланяется в пояс.

— Так сделала бы я безвозбранно, да только на первый образец царевича трубу подзорную я извела, а больше нет у меня, — и ответный поклон отвесила.

— Так вот у капитана порта мы купили, и ещё одну у боярина Шереметьева сторговали. Прими, — снова поклон и протянутые в руке сразу две трубы.

Вот и пойми эту жизнь непонятную. У всех деньги имеются, только не у царевича. Наверное, он что-то неправильно делает. По уши в долгах и без копейки за душой.

На пушкарском дворе, когда заглянул проведать старого Петра-пушкаря, увидел десяток, не меньше, стрельцов, занятых снаряжением барабанов для скорострельных пищалей, возимых на тележном передке. Иные тренировались у самих орудий, число которых оказалось сразу три. Стало быть, ещё пару штук изладили, нисколько денег на это не прося. Да ещё барабанов из ядрёной берёзы наточили целую груду и пыжей к ним ящик. Льют пули, готовят выстрелы — прям форменное перевооружение.

— Что это, братцы, такое у вас случилось? Пищали же эти против кораблей никак не годятся, только от пехоты или конницы толк с них есть, — Гриша-то думал, что короткие ружья с ломающимся стволом тут делают, а оно вон что выходит.

— Так прикинули наши командиры, что ежели с километра в чистом поле пальбу открывать, так пока враг до тебя дойдёт — до десятка барабанов расстрелять можно. Если не промахиваться, то хоть бы и роту тремя стволами положить выйдет, — старый пушкарь крутит ус и выглядит довольным. После давешнего визита линейных кораблей стрельцы силу царевичевой затеи оценили и даже озаботились взять её на вооружение, хоть бы и за свой счёт. — Ну а коли поле не чистое, а неудобья всякие: город там или лес, то короткие ружья-переломки куда как ловчее привычных нам могучих пищалей. Так что солдатикам мы свои пищали отдаём, а новые короткие оставляем себе. На десяток как раз удобно выходит. С лафетки дальних повалить, а уж кто добежал до позиции, тех мы хоть бердышами встретим, хоть пулями или картечью из ручного огнестрела…

Посмотрел Гриша на это, но речь завёл о другой пушке. Чтобы диаметр канала ствола увеличить вдвое. Не двадцать пять миллиметров сделать, а сразу пятьдесят. Главное, чтобы палила часто и заряжалась сзади. Ведь уже накоплен опыт на маленькой модели, которую, к тому же, стрельцы берут на вооружение. А топить большие корабли кроме как артиллерией решительно нечем. Ну никак ему в голову не придет, как подвести бочонок с порохом под днище неприятельского корабля. Так что нужно совершенствовать орудия. И денежек для этой работы он маленько припас.