|
По щекам текли холодные капли, на лоб опускалась тряпка настолько ледяная, что Томас пытался убрать, но сил не было. Наконец заснул так крепко, что когда просыпался, оказывался лишь в другом сне, и так несколько раз, пока наконец не увидел себя под знакомым дубом. Его одежда висела на дереве, под собой Томас нащупал толстый слой нарубленных веток, укрытых его плащом. Отшельник сидел в трех шагах перед догорающим костром, равнодушно смотрел в покрывающиеся серым налетом угли. Томас ощутил, как в желудке забеспокоилось, задергалось, взвыло. Олег поднял голову. В запавших глазах блеснули и погасли красные искорки: - Очнулся?.. Рана заживает. Можешь потихоньку подниматься. - Святой отец, - проговорил Томас дрожащим голосом, - у меня голодные миражи, словно я все еще иду через сарацинские пески. Чудится жареное... - Я подстрелил кабанчика, - ответил калика безучастно.- Тебе религия не запрещает есть свинину? - Не запрещает! - воскликнул Томас горячо, даже закашлялся.- Еще как не запрещает! Он приподнялся, удивился, что в самом деле поднялся, лишь в боку кольнуло. Олег заостренным прутиком раздвинул угли, воткнул острие в плоский коричневый камень, поддел и подал Томасу. Тот схватил, сообразив , что это не камень, а прожаренный ломоть мяса. На пальцы капнуло горячим соком, обожгло, он помянул Сатану недобрым словом, уронил мясо на землю, подхватил и, не стряхнув налипших травинок, жадно вонзил зубы. Поспешно выплюнул - горячо, перебросил с ладони на ладонь, пожирая глазами ломоть, истекающий соком в прокушенном месте. - Чем убил? - спросил он торопливо.- У меня лука не было. Лук вообще не рыцарское оружие! - Сделал, - отмахнулся калика.- Палки растут везде, а вместо тетивы я взял шнур из твоей перевязи. Томас грыз мясо, посматривал на калику с удивлением. Впрочем, кабанчик мог оказаться непуганым. Или одуревшим. Или уже раненым, умирающим. - А тебе вера не мешает убивать? - Почему бы? - удивился калика.- Нет, вера в богов никому убивать не мешает. - В богов? - переспросил Томас в ужасе.- Язычник! Снова уронил, подхватил с земли, не замечая хрустящих на зубах песчинок и сухих стеблей травы. Калика равнодушно двинул плечами: - Моя вера добрее. Никого не гоним. Поставь и Христу столб или крест возле наших богов. Уже приняли Хорса, Симаргла, даже кельтского Тарана... - Язычник! - повторил Томас с отвращением.- Христос - бог богов!.. Он главнее всех. - Поставь рядом, - повторил калика.- Понесут жертвы ему одному - оставим только его. - Христос не принимает жертв. - А хвалу, песнопения, курение благовонных смол? Томас хотел заткнуть уши, но на углях жарились сочные ломти розового мяса, исходили паром и ароматами, калика накалывал прутиком, подавал Томасу ломти, наконец отдал и сам прутик. Томас кое-как проглотил кус, просипел полузадушенно: - Сам-то почему не ешь?.. Просвечиваешь на солнце... Олег с сомнением глядел на последний ломоть мяса, распластавшийся, как раздавленная черепаха среди багровых углей, задумчиво двинул острыми плечами: - Не знаю... Долго жил медом и акридами... Траву ел, листья. А мясо будит в человеке зверя. - Гм... Во мне, к примеру, будит только аппетит. Калика растянул в подобии усмешки бескровные губы, зубы блеснули белые, хищные, острые, как у зверя. Он взял последний ломоть голыми руками не морщась, задумчиво покрутил в ладони, помял. |
