Из-за плеча Федора Вася бросил взгляд на капитана — удивленный, словно бы даже испуганный.

— Забыл меня совсем? — спросил Федор, отстранив от себя Васю и вглядываясь в его лицо. — Или не помнил никогда? Признавайся!

— Да нет, почему же, — неопределенно сказал Вася.

— А ты уже большой, — заметил Федор, покашливая. — Я бы тебя сразу и не признал.

Капитан повернулся, пошел к дому.

— Ты куда, дядя Данилыч? — крикнул вслед Вася.

— Чай поставлю, — не оборачиваясь, ответил капитан.

…Они сидели за столом, пили чай, чинно беседовали. Собственно, беседовали капитан и Федор. Говорили о погоде, о том, что летом на Москве-реке хорошо купаться, а зимой не каждый решится лезть в прорубь, что в Мурманске бывает северное сияние, когда, кажется, полнеба горит, и это очень красиво, а в Москве, конечно, такого не увидишь.

Вася молча переводил глаза с одного на другого. Больше глядел на Федора. Присматривался, следил за каждым его жестом, вслушивался в каждое слово, словно никак не мог поверить — это и есть его старший брат, единственная оставшаяся в живых родня.

А когда отпили чай, Федор повернулся к Васе, спросил, глядя ему в лицо черными прищуренными глазами:

— Как, поедешь со мной?

— С вами… с тобой? — запинаясь спросил Вася.

— Да, со мной. Будем вместе жить.

Вася молчал, опустив голову.

Федор глянул на капитана:

— Что скажете? Молчит. Боится меня, что ли?

— Не знаю, — сдержанно ответил капитан. — Не думаю.

Федор отодвинул от себя пустой стакан.

— Я в больнице всю зиму пролежал. И знаешь, о чем думал? — Он выждал мгновение и продолжал: — Только о тебе думал. Ты мне даже снился, честное слово. Только во сне ты меньше был, совсем еще пацан… — Федор вздохнул. — Одни мы с тобой, самые кровные. Нам друг за дружку теперь держаться надобно, потому что тебе ближе меня никого нету, а у меня тоже ближе тебя никого нет… — Он помолчал и добавил, сурово сдвинув брови: — А все кругом — чужие. Это ты помнить должен. Мы с тобой родные, друг от дружки не отдерешь, а все остальные — видимость одна. Чужаки…

Вася поднял голову.

— Дядя Данилыч не чужой, — сказал он.

— Кто это? — спросил Федор.

— Это он обо мне, — тихо сказал капитан.

Чуть заметная усмешка тронула тонкие губы Федора.

Капитан отвел в сторону сразу заблестевшие глаза, потом сказал, глядя поверх головы Федора:

— Я пойду, а вы тут побеседуйте…

— Не ходи, дядя Данилыч, — попросил Вася.

Федор сдвинул брови.

— А что, боишься со мной остаться?

Вася, сощурив глаза, посмотрел на него. В эту минуту мальчик показался капитану внезапно возмужавшим, словно сразу, в один миг, стал взрослым.

— Ничего я не боюсь! — с вызовом сказал Вася.

Капитан вышел в палисадник. Солнце пригревало вовсю, в палисаднике густо пахло сдобным, сладковатым запахом свежеоструганных досок. Тимка лежал на досках, блаженно выставив навстречу солнцу живот.

Капитан свистнул Тимке и вышел за калитку. Пес понесся впереди, задрав хвост чуть не до самых ушей.

Петрович нашел капитана на берегу. Капитан сидел под кустом боярышника, глядел на реку.

— Что ты там такое высматриваешь? — спросил Петрович, усаживаясь рядом с ним.

— Ничего такого, — ответил капитан, не поворачивая головы.