Был уже декабрь, когда метис Лерю с Лакбэна увидел на только что выпавшем снегу следы Бари, а несколько позже и его самого, когда он, как молния, метнулся от него в кусты.

— Уверяю вас, — рассказывал он потом, — у него лапы — вот как эта моя ладонь он черен как вороново крыло.

И когда ему не верили в лавке компании в Лакбэне, то он восклицал:

— Лисица? Да что вы! Он ростом с полмедведя! Вот на волка похож! Только черен, как дьявол.

Среди слушателей был Мак-Таггарт. Когда до него долетели слова Лерю, то он подписывал бумаги с донесением в главную контору компании. И вдруг рука его так вздрогнула, что он положил на бумагу кляксу. Когда он поднял голову на метиса, то в глазах у него светилось любопытство. В это время вошла Мари. Мак-Таггарт вернул ее к себе. Ее большие, темные глаза светились скорбью, и за этот год сильно увяла ее дикая, первобытная красота.

— Он удрал от меня вот так! — продолжал Лерю и щелкнул двумя пальцами.

Но, увидев Мари, он вдруг замолчал.

— Ты говоришь, черный? — спросил его Мак-Таггарт беззаботно, не отрывая глаз от писания. — А не заметил ли ты на нем каких-нибудь собачьих особенностей?

Лерю пожал плечами.

— Он удрал, как стрела, мосье. Но, кажется, это был волк. Мари при всех прошептала что-то Мак-Таггарту на ухо он сложил свои письма, быстро встал и вышел из склада. Целый час он затем не возвращался. Это удивило и Лерю, и других. Далеко не часто случалось, чтобы Мари входила в лавку, да и вообще она редко когда показывалась людям. Она жила у фактора, точно в гареме, и всякий раз, как Лерю случалось ее видеть, ему казалось, что она еще больше похудела и что глаза ее стали еще крупнее и более ввалились. Ему было от души ее жаль. Часто ночью он проходил мимо ее окна, когда она спала, еще чаще старался при встречах хоть что-нибудь прочесть на ее бледном лице в свою пользу и был необыкновенно счастлив, заметив однажды, что она его поняла и что глаза ее сверкнули при одной из встреч совсем иначе, чем это было до сих пор. Но этого никто еще не знал. Тайна оставалась только между ними одними, и Лерю терпеливо ожидал и наблюдал.

«Время придет, — говорил он себе, — я своего дождусь!»

Это было все.

В этих немногих словах для него заключался весь смысл его жизни и надежд. А когда это время действительно придет, то он повезет Мари прямо к миссионеру в Чорчиль, и они станут мужем и женой. Это была мечта, но благодаря ей долгие дни и еще более длинные ночи у Полярного круга становились не такими невыносимыми. Теперь оба они были рабами у этого всемогущего владыки. Но кто знает? Что, если и на самом деле оба они дождутся своего?

Лерю думал именно об этом, когда, час спустя, Мак-Таггарт вернулся обратно в лавку. Он подошел прямо к ним, ко всем этим шести человекам, сидевшим вокруг громадной, сложенной из кирпичей печи, и с самодовольным видом стал стряхивать с плеч свежевыпавший снег.

— Пьер Эсташ принял предложение правления, — объявил он во всеуслышание, — и отправляется в качестве проводника с топографической партией на Барренс на всю зиму. А ведь у него здесь, Лерю, остаются целые полтораста ловушек и капканов и чуть не целая область с отравленными приманками! Как ты думаешь об этом, Лерю? И все это я взял у него сейчас в аренду. Теперь будет и у меня заработочек на стороне. Три дня здесь и три дня там. Как ты находишь это, Лерю?

— Дело неплохое, — ответил Лерю.

— И даже очень, — подтвердил Роже.