Воин, занимавшийся тем же, что и Лид, брал одно оружие за другим и объяснял роль воина с таким оружием, в схватке против строя из щитов.

Крючья — ловко крутнув их в руках, воин зацепил край щита и с силой дёрнул его на себя. Мальчик щит державший, его выронил, а сам свалился на пол. Не было нужды пояснять, что будь рядом воин с другим оружием, мальчик не успел бы коснуться земли, не получив удар копья или меча. Молот — бледный как поганка мальчик, отстранился от щита насколько смог, но руки всё равно ему отбило так, что бедняга застонал от боли.

Молот, если не разбивал щит в щепу, то делал воина с ним, не слишком ловким, отбивая ему кисти и запястья. Двуручный топор — разбивал щит, но крепко застревал в нём. По словам воина, да и по показанному примеру, такое дело было спорным. Щит с застрявшим в нём громадным топором, который оказался вовсе не бутафорским, хотя и ржавым и тупым, становился неподъёмным — как минимум, держать такое долго, а уж тем более воевать с этим, не получилось бы и у самого крепкого воина. А если топорщик был достаточно силён и ловок, то эффект получался ещё лучше — топор разламывал щит надвое.

Роли были понятны, задача ясна.

К вечеру первого дня такого упражнения, все ходили в синяках и ссадинах.

Ни одну из этих ран не нанесли, ни щиты, ни учителя — строй мальчиков, покалечил сам себя.

Сражение в строю, столь разномастным оружием, оказалось, почти невозможным мероприятием. Многие годы они будут этому учиться, но так и не смогут достичь идеальной слаженности, какая требовалась для подобной тактики ведения боя.

Время шло, жизнь в Малом городе не менялась, оставаясь такой же, как и в первый его день в этом месте. Логран привык, сам не заметил как. Порой он отмечал, что уже и не видит иной жизни для себя. Лицо Логанны почти забылось, старый замок превратился в редкий и размытый сон.

Чаще всего, ему теперь снился кошмар — Лид стоял над его телом, а лекарь подтверждала смерть Лограна. Его уносили за стены и бросали в глубокую могилу. Толстые черви с длинными зубами разрывали его плоть, поглощали без остатка, а затем он видел равнину и выпачканную фекалиями траву и медленно уползавшего прочь червя. Он снова смотрел на траву и в особенно большой куче испражнений, он видел собственное лицо, искажённое в ужасном вопле — душа страшно мучилась, запертая в источавшем смрад навозе. Его душа.

Тело Лограна съела земля, съели бездумные черви, и пройдёт много времени, прежде чем душа обретёт свободу и отправится прочь от зловонной жижи, отправится искать себе новое тело.

— Прива спаси… — Просыпался он с неизменными такими словами…, некоторое время.

Воины короля, часто говорили о Приве. «Каменная баба с большими крыльями и хорошими титьками» — самая ёмкая характеристика Милосердной Богини, какую ему довелось услышать из их уст. И он смотрел за ними, всё ждал, что один из таких богохульников не придёт в Малый город, что кара Милосердной постигнет его через гнев самого Барга.

Но ничего не происходило. Они богохульствовали каждый день. Порой так грязно, что становилось страшно и за себя — а то как Прива во гневе накажет вообще всех кто под руку попадётся? Но Прива никого не наказывала. Все учителя прекрасно себя чувствовали.

Даже в день, когда Лид вернулся в Малый город, после двух недель отсутствия, Прива никак не отреагировала, словно ей было всё равно или не было её вовсе.

На плече Лида красовалась криво зашитая рана. Когда он показывал приёмы и движения — а учиться у него приходилось иногда всё равно, даже после выбора оружия, в каждый такой момент, из его раны текла кровь.