— Я хотел выступить с ним сегодня в ЦМ. Но раз меня не пустили…
— Но хоть чувствуешь ты себя хорошо, правда?
Я не мог поверить, что она так добра ко мне.
Мне стало стыдно от того, что я лгал ей.
Лгал, что останусь дома и пропущу выступление. Не мог я его пропустить.
Я не мог подвести детей. Не мог подвести миссис Лоусон и работников ЦМ. Я должен быть там. Я должен быть там, помочь ребятам с их выступлением. И провести свой комедийный номер со Слэппи.
Да, я собирался выскользнуть из дома тайком.
Я обдумывал это с того самого момента, как попал под домашний арест. Я планировал выскользнуть из дома и побежать в ЦМ.
А из-за Слэппи я не беспокоился. Не беспокоился, что болванчик проникнет в мой разум и сделает меня злым.
Я наконец сообразил, как его победить. Как не позволить ему превращать меня в болванчика.
Это было до смешного просто.
Все, что надо было сделать — это прекратить его чириканье. Он загипнотизировал меня с этим чириканьем так, что имел возможность брать мой мозг под контроль. Чириканье было сигналом, превращавшим меня в его раба, в его сына.
А откуда исходило это чириканье? Я долго ломал над этим голову. Но, наконец, сообразил, что чириканье исходило из моего игрового планшета. Да-да, игрового планшета, который я всюду носил с собой.
«Чирикнутые курицы». Та самая игра, в которую я постоянно играл. И оттуда-то и исходило чириканье-сигнал.
Так ли уж трудно убрать планшет в ящик комода?
Нет проблем.
И теперь болванчик не имел надо мною власти. Он не мог сигналить мне. А раз он не мог подать мне сигнал, то был бессилен меня контролировать.
Один балл в пользу Джексона!
Я схватил Слэппи и вытащил его из шкафа. Глаза его были стеклянные, безжизненные. Он безвольно болтался у меня в руках.
— Ты надо мной не властен, — сказал я. — Ты не можешь сигналить мне. Ты мне ничегошеньки не сделаешь.
Я закинул его на плечо, вздохнул поглубже… и начал пробираться к выходу.
33
Я бежал всю дорогу до ЦМ и пробрался со служебного входа. Я вошел за кулисы зрительного зала. Свалив Слэппи у стены, я выглянул из-за занавеса.
Ого. В зале яблоку негде было упасть. Прорва народу. С ума сойти!
Выступление уже началось. Играл джазовый оркестр, а высокий белобрысый мальчишка приплясывал, выводя дикие рулады на саксофоне. Золотой раструб сиял в свете прожекторов. Публика начала дружно хлопать в такт.
Миссис Лоусон улыбнулась мне с противоположной стороны сцены. Она собрала всех моих маленьких подопечных, чтобы подготовить их к выступлению. Лягушонок держал обеими руками клетку с канарейками.
Наш номер была о детишках, которые понятия не имеют, как ухаживать за канарейками. Я писал сценку вместе с ребятами и находил ее очень забавной.
Подойдя к детям, я показал им два больших пальца.
— Вы, ребята, будете великолепны, — сказал я. — Идите и сразите всех наповал.
Джазовый ансамбль закончил играть под гром аплодисментов. Я давал «пять» всем ребятишкам, когда они маршировали на сцену.
Чувствовал я себя превосходно. Понятное дело, за побег мне дома влетит по первое число. Но я должен был находиться здесь, чтобы помочь моим друзьям.
Я снова чувствовал себя самим собой. Так здорово было знать, что Слэппи не загубит вечер…
Занавес поднялся. Сценка началась. Я наблюдал из-за кулис. Все проделали восхитительную работу. Публика хохотала до слез.
Лягушонок чуть не уронил клетку с канарейками. Это была ошибка, но публика засмеялась еще сильней.
Сердце мое колотилось. Я беззвучно проговаривал каждое слово вместе с детьми. Я нервничал больше, чем они. Но номер явно пользовался огромным успехом. |