|
Нет, это было что то другое – неопределенное и смутное. Он ничего не замечал, пока с ними была Мэри, но теперь это встало между ними, как призрак, вдруг занявший место наперсницы. Кларенс некоторое время молчал, глядя на ее розовеющую щеку и смущенно опущенные ресницы. Затем он сказал с неуклюжей прямолинейностью: – Ты очень изменилась, Сюзи, и не только внешне. – Тсс! – трагически прошептала она и предостерегающе указала на Мэри, которая по прежнему любезно не замечала ничего, кроме страстоцвета. – Но ведь она же твой… наш добрый друг, – недоуменно возразил Кларенс. – Ты ведь знаешь это. – Как раз и не знаю! – ответила Сюзи еще тише и еще трагичнее. – Дело в том… о, не расспрашивай меня! Но когда ты окружена соглядатаями, когда ты просто не принадлежишь самой себе, то начинаешь сомневаться во всех и в каждом! Ее фиалковые глаза и полумесяцы бровей выражали прелестнейшее страдание, и Кларенс, так и не поняв, что, собственно, ее терзает и почему, тем не менее немедленно завладел маленькой ручкой, которая жестикулировала в опасном соседстве с его собственной рукой и пожал ее с нежным сочувствием. Сюзи – вероятно, от сильного волнения – как будто не заметила этого и отняла руку далеко не сразу. – О, если бы ты дни и ночи томился за этой решеткой, – воскликнула она, указывая на решетку в садовой стене, – ты понял бы, что мне приходится терпеть! – Но… – начал было Кларенс. – Тсс! – перебила Сюзи, топнув ножкой. Кларенс, который хотел только указать, что решетку эту вряд ли можно считать непреодолимым препятствием, поскольку стена в дальнем конце сада давно обрушилась, покорно замолчал. – И вот еще что! Поменьше обращай на меня внимания сегодня и разговаривай только с ней, – продолжала Сюзи, указывая на Мэри, которая по прежнему тактично держалась в отдалении. – Особенно в присутствии папы и мамы. И ни слова ей о тайне, которую я тебе доверила, Кларенс. А завтра отправляйся один на прогулку на своем великолепном скакуне, возвращайся через лес и в четыре часа будь на дороге за поворотом к нашей усадьбе. Справа от большого земляничного дерева ты увидишь тропинку. Сверни на нее. Будь осторожен и внимательно оглядывайся: она ни в коем случае не должна тебя видеть. – Кто не должен меня видеть? – в полной растерянности осведомился Кларенс. – Да Мэри же, глупый ты мальчик! – нетерпеливо объяснила Сюзи. – Она ведь будет разыскивать меня. А теперь иди, Кларенс! Нет, погоди. Видишь эту махровую розу? – Тут она указала на алую чашечку, почти у верха стены. – Сорви ее, Кларенс… вон ту… я покажу, какую… ну, вот! Они уже нырнули в густые кусты, и, когда Сюзи встала на цыпочки, держась за его плечо, ее щечка невинно приблизилась к щеке Кларенса. Тут Кларенс, вероятно, сбитый с толку ароматом, нежным румянцем и нежным прикосновением, распорядился этой минутой так, что Сюзи с видом холодного достоинства поспешила присоединиться к Мэри Роджерс, предоставив ему следовать сзади с сорванным цветком в руке. Хотя Кларенс даже не пытался разгадать смысл завтрашнего свидания и, быть может, не слишком поверил в горести Сюзи, остальные ее инструкции он выполнил с гораздо большей легкостью, чем ожидал. Миссис Пейтон, по прежнему любезная, с женским тактом заставила его разговориться и вскоре уже знала все, что с ним произошло с тех пор, как он с ними расстался, кроме его встречи с Сюзи, разумеется. Кларенс испытывал непонятное удовольствие от того, что его участливо слушает эта необыкновенная женщина, перед которой он всегда благоговел. |
