Но вертеть женщинами буду, с ума их сводить, обманывать каждый день. С этим ментом с фермы видали какая фельдшерица приезжала? Так вот, я уже с ней договорился. На раз снял. Она мне рану чистит, а я ей ручки целую, ножки… Эх!
Аж вся трепещет!
— Эх, печь бы успеть до морозов сделать! — вздохнул Тимоха. Отвоеваться бы поскорее…
— Поскорее у нас не получится, — с генеральской интонацией сказал Лобан. — Выбьем «драконов» из Карелии — на Финляндию пойдем. А там до Швеции рукой подать. А от Швеции всяко придется идти до Берлина. У нас же все войны то в Берлине, то в Париже заканчиваются. Ты уж терпи, Тимофей.
Когда же на следующий день Поспелов привез оружие и усадил десантуру писать бумаги — заявления с просьбой о контрактной службе в вооруженных силах, автобиографии и собственно, сами контракты, — настроение уже было приподнятым, почти веселым.
Полный разнобой в чувствах и смущение вызвала зарплата, выданная вперед по пять миллионов на брата. Десантура отродясь таких денег в руках не держала, за три космических года отвыкнув от условий земного существования, современных цен и магазинов. Но уже не роптали, по-крестьянски прикидывали, как бы переправить зарплату женам — мало ли, вдруг убьют? — и одновременно опасаясь, как бы жены не растратили большие деньги на всякую ерунду.
Тишина и согласие наступили только в тот момент, когда Поспелов начал выдавать под расписку оружие. Заремба прислал вооружение по штату, положенному для бойцов спецназа — на каждого автомат с подствольным гранатометом, пистолет, нож, на всех — два десятка разовых гранатометов «муха» и пять огнеметов «шмель».
Десантура обвешалась, как новогодние елки, но никто не выражал никаких чувств, напротив, показывали некоторое пренебрежение, покряхтывали от тяжести ящиков с боеприпасами, поругивали новенькие, необмятые ремни, подсумки, матюгались, измазавшись в обильной смазке консервации, — и только поблескивающие от вида оружия глаза иногда выдавали состояниедуха. Глядя на это, Поспелов предугадывал, как каждый из них, оставшись в полном одиночестве, потом осмотрит, обласкает руками каждую деталь автомата, натешит мужское сердце и глаз его видом, ибо нет ничего выше и прекрасней для воина, чем эстетика оружия.
А они все были воинами по духу и только поэтому когда-то пошли в пожарную десантуру; они ведали, что такое азарт сражения, и знали соленый вкус боя, хотя лишь трое старших побывали в горах Афганистана.
Раненый Пашка тоже был зачислен контрактником, но не получил оружия, поскольку вынужден был уехать с Поспеловым в Горячее Урочище. Он сидел на траве под деревом, порхал горлом и посмеивался:
— Ладно, идите, воюйте. А я по ночам буду в Покровское бегать и ваших баб топтать. Я им по пять ваших лимонов принесу, так ни одна не откажет. Давайте, давайте! Вернетесь — хрен ребятишек сосчитаете. Во будет у меня медовый месяц!
— Ты свою-то молодую не мог оттоптать, чтоб на три года хватило, парировали мужики. — А наших топтать — столько здоровья надо! Ты на себя-то посмотри, петух! Ишь, гребень распустил!
— А чего — посмотри? Хороший петух жирным не бывает!
Вооружать и отправлять десантуру в район брошенного военного аэродрома пришлось в ту же ночь, как только на ферму пришла машина от Зарембы с автоматами и амуницией. Сделать это куда безопаснее было бы завтра с утра, поскольку штурм логова «драконов» по согласованию с Москвой был назначен ровно через сутки, то есть в ночь с шестнадцатого на семнадцатое июля; и переброску десантуры лучше было осуществить накануне, чтобы не засвечивать ее раньше времени и не выдавать намерений. Однако наблюдения Татьяны за Ремом встревожили Поспелова — как-то сами собой сопоставились и срослись многие факты, ранее существовавшие сами по себе, без всякой связи: первая стычка с пришельцами на болоте, очень похожая на ловушку, затем история с убийством коммивояжера, ухажер Рема Васеня, подтолкнувший Ворожцова забраться в постель к жене фермера. |