Вниз они спускались быстро, хватаясь за кусты и деревья. В тени, без солнца, без этой «ромашки» стало вроде бы полегче, пригасла резь в глазах и сухость в горле.

Они сели в машину, Поспелов повернул ключ зажигания раз, другой, включая стартер, и понял, что аккумулятор посажен до нуля. На приборной доске отсутствовал даже малейший накал ламп…

То же самое было и с аккумулятором нагрузовике с пасекой.

И еще он заметил, что, несмотря на теплое солнечное утро, пчелы не летают, а сидят на прилетных досках, сгрудившись, сбившись в плотные стайки, словно замороженные…

Домой они пришли только к обеду, пропустив утреннюю связь. Георгий наскоро просмотрел запись на пленках двух видеокамер, которые включались в течение ночи, и ничего особенного не обнаружил. Одна камера сработала на взлет осветительной ракеты во втором часу — возможно, сигнальную паутину порвал заяц, другая всю ночь снимала свинью с поросятами в скотном дворе, куда, уезжая, ее удалось заманить. Теперь она орала, не получив утреннего корма, и пыталась выломать прочнейшую дверь…

Поспелов завел колесный трактор, погрузил запасной аккумулятор и поехал в Долину Смерти. Следовало немедленно «выручать» машину, ибо возникла необходимость срочной поездки в Нижние Сволочи: агент Рем просила встречи, о чем передала по местной автоматической связи.

В Долине Смерти днем наступила полная благодать. Дорвавшиеся до цветов пчелы работали усердно и неутомимо, кипрейное розовеющее поле звенело от насекомых, от привезенного аккумулятора машина завелась с одного «тычка». Был великий соблазн сейчас же попробовать максимально подъехать к сопке, где утром расцветала «ромашка», забраться на нее и посмотреть, поискать какие-нибудь следы инопланетян, способных своим цветком создавать дурное самочувствие, останавливать часы и сажать аккумуляторы. Однако Георгий лишь забрался на сопку, куда они всходили вместе с Татьяной, прихватив мощный бинокль.

Лысая сопка за долиной была пуста и непорочна. В оптику хорошо просматривалась каменистая россыпь на вершине, опушка леса и довольно крутой склон, над которым парила в воздухе гигантская «ромашка». Ни намека на присутствие человека либо другого живого существа.

Бросив трактор возле пасеки, Георгий снял аккумуляторы и вернулся на ферму. «Жена» покормила его запоздалым обедом, приготовила в дорогу термос и бутерброды.

— Возьми, вдруг любовница не накормит, — сказала она, и в голосе послышалась неподдельная ревность. Она не имела представления об агентах, мужчины или женщины, не знала ни кличек, ни способов встреч с ними. Скорее всего, женским чутьем угадывала, к кому он едет.

— Только не задерживайся, — зашептала у порога. — Я тоже буду ждать тебя.

Георгий дал ей инструкции с наступлением темноты не высовываться из дома даже в окна, что бы там на улице ни происходило: пусть орут мертвецы, расцветают «ромашки» и садятся летающие «тарелки». Плохо, что железные ставни были только на окнах первого каменного этажа. А то бы запереться намертво, включить музыку, телевизор, сесть в кресло и вязать чулок…

Агент Рем считалась старожилом «бермудского треугольника», поскольку была внедрена сюда Зарембой самой первой, еще четыре года назад, и имела хорошее при крытие — заведующей сельским клубом, местом, где можно было при желании узнать все новости, происшедшие в округе, и где была возможность неконтролируемого свободного передвижения: культурная работа на селе катастрофически падала в бездну, и Рем активно занималась подвижничеством колесила по деревням, исполняя под гитару романсы и бардовские песни. При первой же ознакомительной встрече — согласованная по радиообмену, она произошла в лесу, — Поспелов заметил, что эта музыкально одаренная, хрупкая и нежная женщина никак не вписывается в тоску и убогость современной сельской жизни, и как бы ни старалась, все равно выглядит чужеродным явлением, хотя и подпадала под понятие «сельский интеллигент».