Городовой наклонился, чтобы не удариться головой о притолоку двери. За ним последовал Вильмовский.

– Как ваше здоровье? – спросил городовой. – Ого, вы опять здесь! – обратился он к девушке.

– Тише! Он умирает... – ответила девушка, красноречивым жестом прикладывая палец к губам.

– Воля божья, – буркнул городовой. – Что поделаешь!.. А я к вам привел гостя по казенном делу...

– Спасибо, друг, ты свое сделал, возвращайся в участок, – сказал Вильмовский. – Скажи уряднику, что я скоро там буду.

Городовой откозырял, стукнул каблуками и вышел, закрывая за собой дверь.

Вильмовский долго стоял молча. Его глаза постепенно привыкали к царившему в комнате полумраку. Ссыльный лежал с закрытыми глазами. На его худое, бледное лицо падала тень от длинных ресниц. Под одеялом вырисовывались контуры истощенного тела. Вильмовский молчал. Волнение сжало ему горло так, что он не мог сказать ни слова. Впрочем, он не знал девушки, сидевшей у постели больного, и боялся показать, что он заинтересован в судьбе Збышека. Девушка тоже подозрительно смотрела на Вильмовского. В конце концов она привстала и спросила:

– Кто вы и что вам здесь надо? Могли бы ему хотя позволить умереть спокойно...

Холодный тон девушки отрезвил Вильмовского. Он глубоко вздохнул и тихо спросил:

– Неужели нет надежды?

– Вы же видите...

– А он... в сознании? С ним можно говорить?

– Что вам от него надо?

– Я чиновник для особых поручений. Мне надо лично поговорить с Карским. Вы можете оставить нас одних. Моя фамилия... Павлов...

Девушка подбежала к нему. Расширенными от изумления глазами посмотрела в лицо Вильмовскому, потом отступила к стене, судорожно сжимая руки на груди. Ее худыми плечиками встряхнули рыдания. Из глаз потекли слезы. Сдерживая их, она стала шептать:

– Збышек. Збышек, посмотри на него... посмотри!

Ссыльный открыл глаза. Стал напряженно искать лицо гостя. Вильмовский шаг за шагом стал подходить к кровати больного. Остановился рядом с кроватью и медленно снял меховую шапку с головы. Несчастный ссыльный вперил в него глаза. Словно в полусне, он приподнялся на локтях и с усилием сел. Вдруг Збышек сдавленно крикнул:

– Дядя!..

Плача, как ребенок, больной обнял Вильмовского за шею. Вильмовский в молчании прижимал к себе юношу. По его мужественному, суровому лицу текли слезы. Наташа, подчиняясь движению сердца, обняла обоих мужчин.

– Видишь, Збышек, ты не верил... а они, несмотря ни на что, явились сюда к тебе, – шепнула она.

Вильмовский нежно снял ее руку со своего плеча.

– Благодарение богу, ты жив, и мы не можем терять времени, – тихо сказал он. – Ложись‑ка парень, а вы... скажите мне, кто вы будете?

– Я родственница Нашкина, и упросила его послать меня сюда, в факторию, чтобы заменить Збышека на время его болезни.

– Ах, вот как! – перебил ее Вильмовский. – Это о вас мне говорил урядник.

– Дядя, это моя невеста, Наташа Бестужева, которую Томек повстречал в Нерчинске и из‑за которой дрался с Голосовым на дуэли.

– Значит, это вы, – сказал, улыбнувшись, Вильмовский. – Я о вас уже наслышан.

Наташа перестала плакать. Овладев собой, она сказала:

– Томек обо всем рассказал. Я решила помочь вам освободить Збышека. Он и в самом деле больной, а вот до смерти ему, к счастью, далеко. Однако, если бы все поверили, что он умер, то перестали бы им интересоваться.