– Идите к уряднику, – сказала Наташа. – Скажите ему, что ссыльной умер при вас. Остальное я беру на себя. Збышек закроет лицо простыней, если кому‑нибудь вздумается посетить нас. Якуты боятся мертвых, а полиция не очень любопытна. Они подготовлены к его смерти. Я сейчас закажу гроб. Похороны назначим на завтрашнее утро...

– Вы взяли на себя трудную и... неприятную задачу...

– Не бойтесь за меня, я все уже обдумала.

* * *

Только к обеду Вильмовский ушел из одинокого домика ссыльного. Овладев собой, он отправился в участок к уряднику.

XX

Гнев Бога огня и грома

Павлов сидел на обломке скалы. Он понуро следил глазами за великаном боцманом. Не было сомнений – заговорщики собирались в дорогу.

На рассвете предыдущего дня его разбудила суета в лагере. Через дырочку в брезенте палатки Павлов наблюдал за отъездом мнимого Броуна, которого он некогда знал в Варшаве как учителя географии, распространявшего нелегальную литературу. Сцена прощания и тихие предостережения, которые давал Смуга Броуну, заставили Павлова призадуматься. По‑видимому, Броун с его документами отправился прямо в Алдан! Павлов заметил, что вечером Смуга тоже исчез из лагеря. Вернулся он лишь после полуночи, и бунтовщики долго совещались между собой. Павлов предположил, что Смуга где‑то встретился с Броуном. Какие известия он привез?

Проснувшись на рассвете, Павлов, с трудом скрывая тревогу, внимательно следил за заговорщиками. Они сложили палатки, а необходимейшее лагерное имущество и запасы продовольствия разделили на шесть равных частей, запаковали во вьюки и приторочили к седлам. Таким образом, они освободили от груза двух вьючных лошадей.

Павлов терялся в догадках. В обратный путь они подготовили под седла лишние две лошади. Неужели, кроме Карского, они намерены освободить еще кого‑нибудь? Павлов сидел на камне, внешне спокойный, но в его сердце кипела злоба. Нельзя было сомневаться в успехе экспедиции этих бунтовщиков. Когда уехал Броун, Павлов удовлетворенно наблюдал за беспокойством на лицах охотников, но после ночной поездки Смуги убедился, что им, видимо, удалось связаться с ссыльным. Об этом свидетельствовали красноречивые, радостные взгляды, тайные беседы и совсем явная подготовка к дальнейшему пути.

Павлов дрожал от гнева и страха. Какую судьбу уготовали ему заговорщики?! Неужели они опять потащат его по глухой тайге, а потом... нет, они не лишат его жизни. Ведь они могли это сделать значительно раньше. Однако Павлов заботился не только о своей жизни. Позор второго поражения мог весьма тяжело отразиться на его карьере. Что он скажет губернатору? Сможет ли признаться в том, что выпустил из рук грозных заговорщиков и позволил им безнаказанно уйти? Ко всему прочему, еще и служебные документы Павлова помогли заговорщикам в их действиях против царя!

В немом бешенстве Павлов скрежетал зубами, а тем временем великан‑боцман седлал лошадей. Остальные два бунтовщика, при полном вооружении, исчезли из лагеря. Быть может, они прочесывали окрестности, желая убедиться в возможности безопасного отступления. Закончив седлать лошадей, боцман стал чистить оружие. Он зарядил два револьвера, спрятал их в кобуры, притороченные к одному из седел, потом спокойно уселся на землю. Не хуже опытного оружейника, он проверял действие затворов винтовок, заряжал их патронами. Погруженный в собственные мысли, боцман словно забыл о Павлове.

Агент не спускал глаз со своего преследователя. А боцман и в самом деле не обращал на него внимания. В голове шпика, видимо, зародилась какая‑то идея, потому что он все время поглядывал то на оседланных лошадей, то на боцмана. На его землистом лице появился румянец. Павлов сжал высохшие губы и осторожно поднялся с камня. Боцман сидел вполоборота к Павлову, занятый винтовками.