— Что?!. — Рот Шамова полез набок.
— Я ничего не слышал, потому что товарищ Сазонов ничего о Рыбакове не говорил, — так же медленно повторил прокурор. — Просто вам не терпится свести с Рыбаковым какие-то личные счеты.
— Вы… блюститель закона… вы…
— Вот именно, — спокойно проговорил Коненко.
— А-а! — не выдержав, сорвался в крик Шамов. — Это!.. Это… Ну, хорошо! — И выбежал, стукнувшись о дверной косяк.
На улице Богдан Данилович остановился. Отдышался. Ощупал шишку на голове. Натянул кепку, торопливо зашагал вдоль дороги. Сначала он хотел сейчас же направиться к облпрокурору и передать ему разговор с Сазоновым. Но вдруг передумал. «Глупость это, — упрекнул он себя. — Выпустить из своих рук такой козырь. Прокурор ведь никому не скажет, что получил этот факт от меня. Нет! Я сам должен воспользоваться им. Сам. На бюро. Когда станут голосовать за наказание Сазонова, я встану и скажу: «Товарищи, как это ни прискорбно, по мне приходится говорить о недостойном поведении не рядового коммуниста Сазонова, а партийного руководителя. Дело в том, что вся эта грязная афера с зерном была совершена с благословения первого секретаря райкома партии товарища Рыбакова… Вот тут я его и разоблачу».
Богдан Данилович так размечтался, что опомнился только за околицей. Присел на бревно, покурил, потер ладони. Где-то на другом конце деревни заиграла гармоника, запели девчата. Шамов прислушался. Он не любил ни гармошки, ни припевок. А девчата будто нарочно шли в его сторону. И скоро стали отчетливо слышны слова частушки:
«Серость», — неприязненно подумал Богдан Данилович, брезгливо передернув плечами…
На следующий день комиссия выехала в колхоз «Новая жизнь». Шамов и Коненко снова ехали вместе. За долгий путь они обменялись немногими словами.
— Я думал, вы настоящий коммунист и блюститель закона, а вы оказались обыкновенным обывателем и рыбаковским подхалимом.
Коненко дернулся, словно от пощечины. Повернул залитое краской лицо и презрительно проговорил:
— Зато мне не пришлось разочароваться. Я думал о вас не лучше, чем вы оказались на самом деле.
В других колхозах комиссия ничего существенного не обнаружила. Где-то незаконно израсходовали мясо на общественное питание, где-то плохо налажен учет молока.
4.
На расширенном заседании бюро райкома партии присутствовало много активистов и все районные руководители. Шамов ликовал: «Сразу все увидят голого короля».
Об итогах работы бригады докладывал облпрокурор. Он говорил гладко, мягко и плавно жестикулируя:
— И вот в тот период, когда страна без хлеба, когда товарищ Сталин возлагает на тружеников полей огромную ответственность, находятся люди, которые наносят Красной Армии удар в спину. И кто нанес этот удар? Коммунист, руководитель колхоза!
Прокурор рассказал, как и кому выдал хлеб Сазонов, и определил действия председателя как вредительство.
— Вместо того чтобы мобилизовать колхозников, поднять их боевой дух, гражданин Сазонов подкупил их украденным у государства хлебом. И за это преступление он должен быть наказан по законам военного времени. Товарищ Сталин учит нас быть беспощадными к врагам! Мы предлагаем исключить Сазонова из партии и предать суду военного трибунала. — Прокурор налил стакан воды, мелкими глоточками выпил, обтер платком пухлые красные губы. — Хочется обратить внимание бюро на то, что все эти антигосударственные действия совершались под боком у райкома партии. А ведь в этом колхозе есть и партийная и комсомольская организации…
Первому предоставили слово Сазонову. |