Изменить размер шрифта - +

     Чудно   встретил  он  этот  выстраданный  праздник,  не  по-людски,  не
по-армейски, не по-братски.
     В  конвойном  полку толклось  множество  рядовых и командиров,  успешно
отсидевшихся в  тылу, пресмыкающихся, исподличавшихся. Пополнение из раненых
фронтовиков не могло  не вступить  в конфликт  с этакой шайкой.  И вступило.
Дело  доходило  до  мордобоя,  в  котором  верх, конечно же, держали  старые
конвойники,  сытые,  здоровые  ребята. Нестроевиками разбавляли в ротах  это
сытое и наглое кодло,  которое объединение  вело подлое дело. Старшины рот и
младшие  командиры вызовут  в каптерку за чем-либо строптивого нестроевика и
дружно   так   его   отделают,  что  всякая  жажда  дальнейшей   борьбы   за
справедливость пропадает.
     Коляшу беда свела  с двумя  бойцами - Жоркой-моряком  и тихим парнем из
местечка  Грицева, что на Житомирщине. Оба они  были тяжело контужены, обоих
парней били припадки.  Коляша, немножко поработавший в  госпитале,  научился
усмирять падучую, когда  она валила ребят. И снова навела его худая доля  на
держиморду  -  ротного   старшину.  В  отличие  от   Олимпия  Христофоровича
Растаскуева, этот был худ, нервен,  криклив. И фамилия ему соответствовала -
Худоборов.  Он  панически боялся  погибнуть. И  погиб. Уже в  мирное  время.
Приладился  к какой-то ровенской жинце, а  у той муж дезертировал из  армии,
сошелся с лесными братьями и, однажды явившись  в  город, обех,  как говорил
новый старшина роты, расстрелял прямо в постели. Так вот, старшина Худоборов
еще и рукоприкладством занимался.  Однажды он ударил Жорку-моряка, тот хрясь
на каменный пол и забухался в припадке, затылком  об камень. Старшина убежал
и в каптерке спрятался. Народ оторопел. Коляша насел на могучую грудь моряка
и  кое-как справился с больным, не  дав разбить ему голову об пол. Перенесли
захлебывающегося пеной больного на  нары. Коляша внушал бойцам, что припадок
страшен  для  самого контуженного  и ни  для  кого больше, что в роте  таких
больных двое, может  начаться приступ сразу у  обоих, и что он  тогда станет
делать? Надо ему, Хахалину, в этом деле помогать.
     Старшине  Худоборову  Коляша   на  всякий  случай  заметил,   что-де  у
контуженных есть справка на тот  счет, что, ежели они человека прикончат, их
даже  к  ответственности  за  это  не привлекут. Худоборов  перестал чеплять
припадочных, переключился на  более здоровых, падучей не страдающих  бойцов.
Коляша  Хахалин  из нарядов,  почитай, не  вылезал -  этого старшину, как  и
Растаскуева,  борца  за  исправную  службу, отчего-то  бесило, что  рядовой,
занюханныи солдат,  к тому же  хромой, читает книги, хорошо поет и, главное,
пишет  стихи. С наслаждением,  аж бледнея от  страсти, на  всю роту кричал и
этот старшина: "А ну, поет, мети казарму, выносс-си помой-и!"
     В  ночь  на девятое мая, угомонив припадочных,  наказав ребятам,  чтоб,
если  начнется приступ  у больных, подменить его  на  посту,  Коляша Хахалин
заступил на дежурство  у  проходной, с  одной  обоймой патронов,  сунутой  в
магазин винтовки.
Быстрый переход