Хитрованы из разных сворачивающихся частей и военных служб, не зная, куда
девать увечных вояк, рассовывали их по тыловым частям - до приказа о
демобилизации. Если в конвойных ротах по три видящих глаза на двоих, по
четыре действующих руки и здоровых ноги на троих и дело до припадочных дошло
- окружай этой грозной силой, выгоняй из лесов народ, воюй, погружай в
эшелоны. Доходяги-то к тому же долг свой воинский считали перед родиной
выполненным. Всячески уклоняются от поганого дела, не желают в себе
возбудить праведный гнев против самостийного отребья, норовят к
переселенцам, в окраинные поселки смыться, пьянствуют там, в контакт с
подозрительными лицами вступают, нередко в половой. Из-за Гапки Коляшу
Хахалина разочка два уж волочили в какой-то отдел - на беседу. Намекают, да
и сам он вскорости догадался: Гапка, пролаза, оставлена для надзора за своей
хаткой и хозяйством, не исключено, что и связной является у лесных братьев -
уж больно шустрит вокруг конвойного полка, иногда и проникает в него.
Результат - двинут военную силу "на операцию", окружат село, но в нем никого
нету - ни людей, ни скота, ни живота: кем-то предупрежденные селяне уходили
в леса.
Одним словом, в конвойный полк нагрянула представительная медкомиссия и
добраковала тех вояк, которых, борясь за положительный процент
восстановления, отсылали в строй, часто и в боевые ряды. Сбыли из госпиталей
семьдесят процентов,- отчитываясь за свои гуманные, праведные дела,
похвалялись впоследствии медицинские военные воротилы,- сбыли с сочащимися,
как у Коляши Хахалина, ранами, нередко после трех и даже четырех ранений.
Бог трижды и четырежды пощадил человека, но передовая медицина, борющаяся за
процент, сильнее, беспощадней, неумолимей Бога.
Гришу из Грицева отправили-таки домой, немало симулянтов, как именовали
в полку нестроевиков, признали годными к конвойной, безобидно-легкой службе,
и этих-то, войной надшибленных вояк, оберегая свои шкуры, заправилы
конвойного полка станут бросать на самые опасные операции. Недобитые,
калеченые нестроевики погибнут уже после войны, в ковельских и других
украинских лесах, ведь до пятидесятых годов растянется здешняя, от всех
своих, братских, и чужих, не братских, народов скрываемая война. Совсем ли
она утихла - никто и по сей день сказать не может.
В результате перемен в судьбе Коляша Хахалин с Жоркой-моряком крепко
покружились по Украине, пока не попали в город Львов. Коляшу уже заносило
военным ветром во время наступления во Львов, и тогда и ныне он ему казался
холодно-плесневелым, мрачным, равнодушным городом - не то от вековой
усталости и неволи, не то от врытой окаменелой надменности. Собранный с миру
по камешку и черепичке, он был и мадьярским, и еврейским, и польским, и
украинским, еще и чешским городом, составленным из многих стареньких, зябких
городков, невесть откуда и зачем сбежавшихся вместе, невесть какой народ и
какую нацию приютивший. |