Митрохин вскрикнул и исчез в воде.
— Заметили!
— Хана нам, Юрка, — сказал Николай Кузнецов. — Побьют, как куропаток… На воде не спрячешься…
Пулеметная очередь снова взбила фонтанчики брызг. Пазон и Кузнецов побрели к берегу. Пазон выбросил ненужный теперь пистолет с отсыревшими патронами.
— Скажем, что шли к своим, в Приморку… В городе, мол, пухли с голоду, — предложил Пазон.
Немцы, увидев, что они идут к берегу, стрельбу прекратили…
В тот же день их доставили в бывшее помещение Дворца пионеров, где теперь находилась русская вспомогательная полиция и где в подвалах содержались другие арестованные подпольщики.
Об аресте Пазона Валя узнала от матери. Николаю Кузнецову удалось вместе с грязной посудой в кастрюле передать родным маленькую записку.
«Дорогая мамочка, — писал он, — родные, близкие, друзья! Пишу вам из-за тюремной решетки. Арестовали нас с Юрием Пазоном 28 мая в четыре часа утра на море у мыса Вареновского. Третий погиб, убитый из пулемета.
Полиции известно, что мы с Юрием Пазоном спалили дотла немецкий вездеход с пшеницей, автомашину, убили изменника Родины, крали у немцев оружие, совершали диверсии, террор. За это нас повесят, в лучшем случае — расстреляют. Гвардия погибает, но не сдается. Били, мучили. Ничего, им же будет хуже! Скоро наши будут в Таганроге. На той стороне о нас помнят и никогда не забудут…
Крепись, мама! Береги здоровье ради Светланы.
Привет родным, близким. Привет Зине — моему другу.
Товарищи наши имена не забудут. Гордись, мама!»
Уже не первый раз вместе с пустой посудой арестованным подпольщикам удавалось передавать на волю коротенькие записки. Так родные, друзья и близкие узнавали о тех, кто томился в немецких застенках.
12 июня гитлеровцы расстреляли в Петрушиной балке группу престарелых таганрожцев и инвалидов, непригодных к работе. Об этом стало известно в городе. Таганрогское подполье к этому времени почти все или находилось в заключении, или уже было расстреляно, но гитлеровцы не знали об этом, боялись ответных действий.
В газете появилось заявление немецкой комендатуры, которая опровергала якобы неверные слухи о расстреле престарелых граждан и инвалидов.
«В ночь с 11 на 12 июня были расстреляны бандиты, партизаны, шпионы, вина которых была неопровержимо доказана и которые в своих преступлениях сознались», — писала немецкая комендатура.
Сначала гитлеровцы хотели устроить публичную казнь руководителей таганрогского подполья. Но в последний момент капитан Бранд из тайной полевой полиции передумал. Не следовало будоражить общественное мнение города, оно и без того накалено. Во что это выльется?
Подпольщиков решили казнить тайно. Казнили их 6 июля.
О казни узнали на Касперовке через день. Старого рыбака Кузьму Ивановича Турубарова, сын и дочери которого были подпольщиками, немцы не расстреляли, выпустили. От него и узнали о расправе б июля.
Мучительны, непереносимы были последние дни перед освобождением города.
Казалось, уже не хватит сил вытерпеть, выдержать, дождаться. Но вот этот день настал.
29 августа со стороны Самбека загремела ожесточенная канонада. Над городом то и дело появлялись советские самолеты — они бомбили порт, железнодорожную станцию. По улицам шли отступающие немецкие части.
Гитлеровцы стали взрывать промышленные предприятия, электростанцию, железнодорожное депо, склады.
Валя Дудка вышла из своего погреба, когда немцы еще не покинули город. Не усидела, прибежала домой, к матери.
Всю ночь они не спали. Не спала вся Касперовка, весь город.
В порту что-то горело: зарево стояло вполнеба. Отсветы пожаров багровели и над «блочком». |