Все это выглядело просто волшебно. У каждой маленькой девочки должна быть такая спальня. Лежащая в колыбели малышка привлекла мое внимание. Она издавала булькающие звуки и дрыгала своими пухлыми ножками. Черные волосы, которые достались ей при рождении, стали светло-коричневыми и отросли вдвое. Я смотрела на нее всего пару секунд, но эти секунды отпечатались в мой памяти. Этот ребенок сильно отличался от образа в моей голове. Но у нее были голубые глаза. Она улыбалась и ерзала, ее ручки и ножки дрыгались, и я поняла, что улыбаюсь ей в ответ и моргаю, потому что глаза неожиданно наполнились слезами. Вопреки моим ожиданиям, сожаление, которого я так боялась, которого страшилась и которого избегала, не обрушилось на меня. Слезы в моих глазах символизировали скорее облегчение, нежели грусть, и я благодарно сжала руку Тиффы, не умея выразить эту благодарность словами.

— Она… такая… такая, — сбивчиво проговорила я.

— Восхитительная, — закончила Тиффа, ее глаза тоже были полны слез, когда она притянула меня к себе и крепко обняла. — Восхитительная, да. Грязные пеленки и все такое. Дай-ка я поменяю ей подгузник, а потом ты сможешь подержать ее.

За три месяца Тиффа стала настоящим профессионалом в смене памперсов, снимая грязный подгузник и откладывая его в сторону, она ворковала и болтала с Мелоди, пока та, старалась сфокусировать свои глазки на ее лице. Тиффа позволила мне присыпать розовую попку Мелоди присыпкой, и мы обе громко чихнули, когда я слегка перестаралась.

Тиффа засмеялась.

— Ты прямо как Джек. Он говорит, что присыпки для младенца много не бывает. И когда папочка на дежурстве, Мелоди извергает ароматные пуки всякий раз, как дернется.

Тиффа подхватила Мелоди и вручила ее мне.

— Вот. Присмотри-ка за ней, пока я схожу за бутылочкой. — Тиффа припала к моей щеке, поцеловала Мелоди в жидкие волосики и вылетела из комнаты прежде, чем я успела возмутиться. Я напряженно облокотилась на край колыбельки. Если не считать тех нескольких секунд после рождения Мелоди, я никогда не держала малышку на руках. Я старалась не прижимать ее слишком сильно, но и не выпускать, однако ее личико сморщилось от недовольства, и нижняя губа задрожала так, словно она готовилась зарыдать.

— Поняла. Поняла. Тебе не нравится это положение. Давай поменяем. — Я поспешила угодить ей, пристроив ее голову к себе на плечо, одну руку я положила на ее затылок, а вторую на спину. Она тут же ухватилась за мою щеку и стала отчаянно сосать ее. Я вскрикнула, отстраняя ее, но она тут же переключилась на мой нос.

— Тиффа! Спаси! Она схватила меня за нос! — засмеялась я, стараясь отделаться от маленькой пиявки. Она тут же начала рыдать, и я поспешила развернуть ее лицом наружу, прижав ее затылок к своей груди. Ходя по комнате, я слегка покачивала ее и разговаривала так, как делала это Тиффа.

— Погляди-ка, Мелоди. Это же кролики! Маленькие серые кролики, такого же цвета, как глаза дядюшки Уилсона. — Я тут же остановила себя. И откуда взялись эти мысли? Я переключилась на другую яркую деталь комнаты. — Ого! — продолжила я приторно-сладким голосом. — Это же крошка барсучок. Он ищет, Мелоди. Он видит тебя, Мелоди.

Мелоди перестала плакать, и я продолжила ходить по комнате, укачивая ее в своих руках.

— Крошке барсучку стоит быть осторожнее. Мистер Филин смотрит на него, а филинам очень нравится поедать барсуков! — Я прикусила язык. Должно быть, это звучало устрашающе. Попробуем снова.

— Совы единственные птицы, которые различают голубой цвет. Ты знала об этом, Мелоди?

— Серьезно? — Тиффа вошла в спальню, энергично тряся бутылочку в правой руке. — Это правда?

— Да.