В попытке снять напряжение Перри подается вперед и тянет к ней длинную руку, но Гейл не успокаивается.

— Поэтому в первую очередь я попросила рассказать подробнее про дядю Ваню. Они так красноречиво о нем умалчивали, что я подумала: похоже, с дядей им не повезло. «Дядя Ваня умеет играть на балалайке, мы его очень любим, и он такой смешной, когда напьется». Ира оказалась словоохотливее, чем старшая сестра. Пьяный дядюшка, который развлекает детей… а чем еще он развлекается?

— Если я правильно понимаю, вы разговаривали по-английски? — Ивонн отслеживает каждую деталь, но тактично — женская солидарность дает о себе знать. — Не переходили, например, на французский?

— Английский — практически их родной язык. Точнее, американский английский, который они выучили в интернате, с легким итальянским акцентом. Я спросила: Ваня — их родной дядя или, так сказать, названый? Они сказали: Ваня — брат нашей мамы, он женился на тете Рае, она сейчас живет в Сочи с другим мужем, которого никто не любит. Так, рисуем семейное древо. Тамара — жена Димы, она очень строгая и много молится, потому что она святая. И добрая, взяла вот нас к себе. Добрая? Взяла к себе — в каком смысле? Я опытный адвокат, я не задаю прямых вопросов, только косвенные: а Дима к Тамаре хорошо относится? А к сыновьям? Это значит: а как он относится к вам? Катя сказала: да, Дима хорошо относится к Тамаре, потому что он ее муж, а ее сестра умерла. И к Наташе тоже хорошо, потому что он ее папа, а ее мама умерла, и к сыновьям, потому что он их папа. Напрашивался следующий вопрос, который мне очень хотелось задать, и я обратилась к Кате как к старшей: а кто же ваш папа? Она сказала: он умер. Ира вмешалась: и мама тоже. Они оба умерли. У меня вырвалось что-то вроде «ох, ну надо же», а они смотрели на меня молча, и я добавила: мне очень жаль. И давно они умерли? Я, кажется, не совсем поверила. Надеялась в глубине души, что это какая-то жестокая детская шутка. Теперь со мной говорила Ира, а Катя погрузилась в транс. Я, впрочем, тоже, но это не важно. Они умерли в среду, сказала Ира. Подчеркнула так день недели, как будто это он виноват. Давно или нет, какая разница, они умерли в среду. Все хуже и хуже. Неужели в прошлую среду? Ира ответила: да, в среду, неделю назад, двадцать девятого апреля. Очень точно, словно хотела, чтобы я запомнила дату. В среду на прошлой неделе случилась какая-то авария. Я просто сидела, уставившись на них, и тогда Ира погладила мою руку, а Катя положила голову мне на колени. Перри, о котором я совершенно позабыла, обнял меня — я, единственная из всех, плакала.

Гейл прикусывает костяшку указательного пальца — она всегда делает так в суде, чтобы подавить недопустимые эмоции.

— Когда мы обсудили это с Перри в отеле, все более или менее встало на места. — Она повышает голос, чтобы он звучал еще более отстраненно. Гейл по-прежнему не глядит на Перри и в то же время как будто старается внушить собеседникам, что это вполне естественно, ничего особенного: две маленькие девочки развлекаются на пляже спустя несколько дней после того, как их родители погибли в автомобильной катастрофе.

— Они погибли в среду. Теннисный матч состоялся в среду же. Следовательно, вся семья скорбела уже неделю, и Дима решил, что пора развеяться — поэтому прекратите ныть, марш на корт. Если бы все они, или кто-то из них, или покойные родители были иудеями — а я не исключаю такой возможности, — то это значило бы, что они отсидели шиву, после чего, как положено, вернулись к нормальной жизни. Как-то не вяжется с Тамариным крестом и христианским рвением, но что толку искать логику в религиозных воззрениях этой пестрой компании. А Тамару вообще все вокруг считали очень странной.

Снова Ивонн — уважительно, но твердо:

— Не хочу на вас давить, Гейл, но Катя упомянула, что случилась авария.