— Превосходная мысль! Особенно если учесть, что я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь.

— Мне кажется, ты все-таки догадываешься. Знаешь, о чем я говорю. Потому что отец это знал. Он бы сразу понял.

Ее лицо исказилось. Губы вытянулись в прямую линию, щека нервно задергалась.

— Это подло с твоей стороны, Джек. Не смей использовать Филиппа как оружие против меня! Мало ли что он мог знать!

— Не просто мог знать, а знал.

— Ты несешь чушь, сынок.

Официантка, уже полчаса державшая тарелку с яйцами всмятку, жареным картофелем и сосисками, громко вздохнула. Отпустив ее, мать продолжила:

— Мне кажется, я не смогу найти правильный тон, чтобы говорить с тобой. Но, как говорила Гертруда Стайн, чушь останется чушью, кто бы ее ни нес.

— Я собираюсь спасти тебе жизнь, мама, — снова повторил Джек. — Мне нужно уехать далеко отсюда и кое-что привезти. Вот зачем я еду.

— Я надеюсь, ты наконец объяснишь мне внятно, что ты имеешь в виду?

«Обычный, совершенно обычный разговор, — подумал Джек, — будто я выпрашиваю разрешения провести пару дней у друга!» Он разрезал сосиску на две половинки и отправил одну из них в рот. Мать не отрываясь смотрела на него. Джек доел сосиску и принялся за яйца. Бутылочка Спиди оттопыривала его карман.

— И еще я надеюсь, что ты будешь прислушиваться к моим словам, как бы тихо я ни говорила.

С яйцами тоже было покончено, и Джек приступил к картофелю. Лили опустила руки на колени. Джек молчал. Он попытался сосредоточиться на завтраке: яйца, картофель, яйца, сосиска. Это продолжалось до тех пор, пока он не почувствовал, что она готова окликнуть его.

«Отец называл меня маленьким странником, — подумал он. — Сейчас я понимаю, как он был прав».

— Джек!

— Мама, — спросил Джек. — Отец никогда не звонил тебе издалека, когда ты точно знала, что он в городе?

Она удивленно вскинула брови.

— И не бывало ли такого, что ты заходила в комнату, думая или даже точно зная, что он там, а его там не было?

Пожалуй, больше не стоит ничего говорить.

— Нет, — ответила она, но в ее словах не было убедительности. — Никогда.

— А со мной это часто случалось, мама.

— Но ведь всегда находились объяснения. Ты же сам знаешь.

— Для отца, и ты это знаешь, никогда не представляло труда что-либо объяснить. Особенно совершенно необъяснимое. Потому-то его дела и шли так хорошо.

Мать молчала.

— Так вот, я знаю, где он бывал, — сказал Джек. — Я тоже был там. Я был там сегодня утром. И если я отправлюсь туда снова, я смогу спасти тебе жизнь.

— Моя жизнь не нуждается в том, чтобы ты ее спасал. Она не нуждается в том, чтобы ее вообще кто-то спасал!

— Я думаю, что как раз в этом она и нуждается.

Их взгляды встретились.

— Можно ли мне поинтересоваться, как же ты будешь ее спасать?

— Я не могу тебе этого сказать. Я, честно говоря, сам точно не знаю. Мама, я же не хожу в школу. Дай мне попробовать. Меня не будет всего около недели.

Мать посмотрела на него удивленно.

— Ну, может быть, немного дольше, — глухо добавил он.

— Ты сошел с ума! — сказала мать. Но Джек заметил, что в голосе ее появилась какая-то надежда, что она хочет верить ему. Ее следующие слова подтвердили его догадку: — Даже если бы… если бы я была достаточно сумасшедшей, чтобы отпустить тебя в это бессмысленное таинственное путешествие, — даже тогда я должна была бы сначала убедиться, что тебе ничто не угрожает.