Слепота. Если бы он не услышал это слово, все продолжалось бы, как прежде.
– Заткнись!
– Мартин…
– Ты хотела вынудить меня повидаться с отцом, а теперь ты вынуждаешь меня принять ложь.
– Ты даже не хочешь слышать меня! Если бы ты повидался с отцом вовремя, это было бы самое лучшее для тебя, но сейчас все это не в счет. Тэдди говорит….
– Я не буду одним из тех калек с белой палочкой и в темных очках, – тщательно выговаривая слова, словно произнося клятву, прорычал Мартин. – Просидеть в темноте всю оставшуюся жизнь. Ты думаешь, я такой? Ты думаешь, я смогу когда-либо жить так? Я – хоккеист, и я не стану слепым, чтоб все провалились!
Он вмазал кулаком в торпеду, разрывая кожаную обшивку своими костяшками. Он орал так громко, что его собственный голос звенел у него в ушах.
Мэй рыдала, и ей никак не удавалось вести машину по прямой. Им сигналили. Сердце Мартина стучало как бешеное. Ему казалось, он сейчас вылетит из автомобиля. Он прикинул, что они шли на шестидесяти, и он стал решать, будет ли удар головой о мостовую много хуже, чем тот, когда ловишь клюшку какого-нибудь игрока весом «две сотни шестьдесят фунтов».
– Тормози.
– Нет, я должна отвезти тебя домой.
– Стать слепым хуже, чем сесть в тюрьму. Я не инвалид.
– Да, я знаю!
Она схватила руль обеими руками, слезы заливали ей лицо. Он увидел это, когда щурился от ярких фонарей на шоссе. Вытянувшись, он коснулся ее щеки.
– Мэй.
– Я не хочу, чтобы ты ослеп, – рыдала она.
– Тормози. – От избытка чувств у него перехватило горло. – Пожалуйста. Мне нужно обнять тебя. Пожалуйста, Мэй. Мне жаль, что я вопил, вот испугал тебя. Я не хотел.
– Мы едем домой, к озеру, – сказал Мартин на следующее утро.
Всю ночь они обнимались, ни на минуту не отпуская друг друга. Мэй потерял счет тому, сколько раз они были близки в ту ночь. Они засыпали, тут же просыпались, и все начиналось сначала, снова и снова. Словно оба боялись тьмы, боялись, что тьма заползет в их сны.
– Лучше Тэдди никого не найти. Мы не можем уехать. Она хочет видеть тебя через неделю, после того, как ты пройдешь курс лечения преднизолоном.
– Я пройду этот курс, – пообещал он. – И вернусь сюда. Но мне нужно озеро.
– Даешь слово? – с сомнением спросила она.
– Да.
Она не знала, верить ли ему или нет. Он отвел взгляд, значит, он мог солгать.
– От меня требуется терпение. Но также мне надо заставить тебя начать лечение как можно скорее. Как мне это удастся делать одновременно?
– Сейчас лето. Рыбная ловля и плавание. Мы едем домой.
– Ладно, – согласилась Мэй, снова уступая ему. – Только если вернемся.
Озеро и горы приветствовали их по возвращении домой, и Мэй знала, что Лак-Верт и есть именно то место, где им следовало находиться. Вода была спокойна и таинственна; она могла смотреть на нее часами, думая, что принесет с собой будущее. Солнце вставало и садилось за горы, а днем в воздухе стояло удивительное марево, диковинный желтый свет, искрящийся влагой и пыльцой, и все это заставляло Мэй верить в чудеса. Все еще будет хорошо, ведь любовь могла излечить все недуги!
Она, Мартин и Кайли плавали каждый день, и Мэй на деялась, что вода Лак-Верта вылечит глаза Мартина. Она отыскала Библию своей свекрови и нашла там историю Иисуса, излечивающего слепого человека. Она снова по весила на стене в гостиной картину Агнес, вышитую крестом. Пока Мартин и Кайли плескались в воде, она любовалась летним светом, и ей хотелось, чтобы лето не кончалось никогда. |