Пока Мартин и Кайли плескались в воде, она любовалась летним светом, и ей хотелось, чтобы лето не кончалось никогда.
Ночью Мартин обнимал ее. Они заключили молчаливый договор и притворялись, будто ничего не случилось. У них была неделя, чтобы проверить, как действовал преднизолон, а затем они возвратятся к Тэдди и обсудят дальнейшее лечение. Она терпеливо слушала, когда Мартин говорил об НХЛ, обсуждал недавние продажи игроков, рассказывал, кто возвращался, а кто уезжал, и рассуждал о перспективах «Медведей» в новом сезоне первенства.
Когда он, лежа на спине, рисовал расстановку игроков в воздухе, хвастался, как он забивал свои лучшие шайбы, выигрывал свои самые трудные игры, она смеялась и поддакивала и даже пыталась мысленно представить себе все, о чем он рассказывал.
Дженни и Рэй пригласили их на барбекю, но Мартин велел Мэй извиниться и отказаться. Она думала, не начнет ли Дженни подозревать что-нибудь, они совсем не виделись все лето.
Но Мэй сочла это правильным; непризнание срабатывало лучше всего тогда, когда все хранилось в секрете, когда страхи оставались невысказанными, когда мир вокруг не знал всего, что происходило. Она доверилась только Тобин, но Тобин была далеко, в Блэк-Холле.
Когда Кайли прибежала сказать Мэй, что Мартин хочет взять ее на рыбалку, ловить старую форель, живущую в большой впадине около острова, ее обдало холодом и непризнание исчезло. Ее муж не мог видеть и в десяти ярдах перед собой; как могла Мэй отпустить дочь на озеро только с ним.
– Я тоже поеду.
Они упаковали завтрак и отправились прежде, чем солнце поднялось над вершиной горы. Мэй любила это время дня. Озеро было цвета голубого сапфира, а воздух был настолько прозрачен, что она различала орлов, кружащихся над ними на огромной высоте. Кайли сидела на носу, разглядывая рыбу в воде под лодкой. Мартин и Мэй сели напротив друг друга – она на корме, он по центру лодки, на веслах.
Она расслабилась и успокоилась, осознав, что Мартину не требовалось зрение, чтобы грести. Он инстинктивно знал, куда плыть. Это было его озеро, и он наизусть знал здесь каждую скалу, каждый изгиб. Он греб спиной, даже не поворачивая головы, не спуская глаз с Мэй.
Интересно, видел ли он ее или все-таки нет. Когда она улыбнулась, его лицо осталось безучастным.
– Плывут ветки, – предупредила Кайли. – Бери чуть левее.
Мартин сильнее налег на левое весло, и они проплыли мимо изогнутого корня старой сосны. Потом появилось оленье семейство, плывущее к острову. Кайли, смеясь, описывала их Мартину:
– Два родителя и два олененка.
– Ты мой олененок, – сказал Мартин.
– Я и Натали.
– Правильно, – согласился он. – Ты и Нэт.
Над рыбьей норой Мартин помог Кайли разобраться с ее удочкой. Она с удовольствием бросала леску в воду, считая, что они, наконец, поймают большую старую форель. Мартин подозвал Мэй. Она никогда не увлекалась рыбалкой, но позволила ему обнять ее и учить, как расправлять леску.
– Тебе нужна приманка, – объяснил он.
– А что едят рыбы? – спросила Мэй.
– Черных мух, правильно?
– Правильно, Кайли. Прапрабабушка только и ждет корма.
Мэй наблюдала за дочерью. Интересно, она все еще слушает голоса рыб, может ли она их слышать. Синий дневник лежал без дела с той ночи, когда видения и голоса прекратились. У Кайли не было никаких новых видений, и странно, но Мэй не хватало их.
Они дрейфовали на озере. Когда солнце поднялось выше, они натянули шляпы на глаза. Мэй уже не волновалась. Ничего не могло случиться. Как гладкая серая скала целиком ушла под воду, так и Мэй нырнула с головой в отрицание и позволила себе думать, что этот летний день будет длиться вечно. Они позавтракали, появилось марево. |