– А не мог бы ты из учтивости сделать исключение и для меня – тоже дворянина по рождению, как и Блондель, и его собрата по joyeuse science? note 30

– Вашему величеству следовало бы помнить, – возразил де Во, улыбаясь, – что не приходится ждать учтивости от мула.

– Совершенно правильно, – сказал король, – и ты – животное весьма дурного нрава… Но подойди сюда, господин мул, и дай я тебя разгружу, чтобы ты мог улечься на свою подстилку и не пришлось зря тратить на тебя музыку… А ты, мой добрый брат Солсбери, отправься тем временем в шатер нашей супруги и скажи ей, что приехал Блондель с полной сумкой новых песен менестрелей. Попроси ее немедленно прибыть к нам и проводи ее; позаботься, чтобы пришла и наша кузина Эдит Плантагенет.

На мгновение Ричард остановил взгляд на нубийце, и, как всегда, когда он на него смотрел, на его лице появилось какое‑то двусмысленное выражение.

– А, наш молчаливый и таинственный посол уже вернулся? Стань, раб, позади Невила, и ты сейчас услышишь звуки, которые заставят тебя благословить бога за то, что он поразил тебя немотой, а не глухотой.

Затем король отошел в сторону с де Во и немедленно погрузился в военные дела, о которых принялся ему рассказывать барон.

К тому времени, когда лорд Гилсленд закончил свой доклад, посланец королевы возвестил, что она и ее свита приближаются к королевскому шатру.

– Эй, флягу вина! – сказал король. – Старого кипрского из подвалов короля Исаака, которое мы захватили при штурме Фамагусты… Наполним наши кубки, господа, в честь храброго лорда Гилсленда. Более рачительного и преданного слуги никогда не было ни у одного государя.

– Я рад, – сказал Томас де Во, – что ваше величество считает мула полезным рабом, хотя голос у него не такой музыкальный, как звуки струн из конского волоса или проволоки.

– Эта колкость насчет мула, видно, застряла у тебя в горле? – сказал Ричард. – Протолкни‑ка ее полным до краев кубком, а не то ты задохнешься… Вот так, лихо опрокинуто! А теперь я скажу тебе, что и ты и я – мы оба воины и должны столь же хладнокровно сносить шутки друг друга за пиршественным столом, как и удары, которыми мы обмениваемся на турнире, и любить друг друга тем сильнее, чем крепче эти шутки и удары. Клянусь честью, если во время нашего последнего словесного поединка ты не нанес мне такого же сильного удара, как я тебе, то ты вложил все свое остроумие в последний выпад. Но вот в чем разница между тобой и Блонделем: ты мой товарищ – можно сказать, ученик – в ратном деле, между тем как Блондель – мой учитель в искусстве менестрелей. С тобой я позволяю себе дружескую свободу обращения – ему я должен оказывать почет, так как он превосходит меня в своем искусстве. Ну, дружище, не будь сварливым, а останься с нами и послушай наши песни.

– Чтобы видеть ваше величество в таком веселом настроении, – ответил лорд Гилсленд, – клянусь честью, я готов был бы остаться до тех пор, пока Блондель не закончит знаменитую повесть о короле Артуре, на исполнение которой требуется три дня.

– Мы не будем столь долго испытывать твое терпение, – сказал король. – Но смотри, свет факелов возвещает, что наша супруга приближается… Ну‑ка, пойди встреть ее и постарайся заслужить благосклонный взгляд самых прекрасных глаз в христианском мире… Не задерживайся для того, чтобы оправить свой плащ. Видишь, ты дал возможность Невилу обрезать тебе нос.

– Он никогда не бывал впереди меня на поле битвы, – сказал де Во, не слишком обрадованный тем, что более проворный камергер опередил его.

– Конечно, ни он, ни кто‑либо другой не шли впереди тебя, мой добрый Том из Гилса, – сказал король, – разве только иногда нам удавалось это.