|
А все потому, что Моне было уже тринадцать и теперь она стала единственной наследницей, имевшей право на распоряжение легатом, а следовательно, могла по своему желанию выбирать, с кем и как строить отношения. Исходя из этих обстоятельств, родственники считали, что Моне должно быть особенно интересно и полезно поговорить с деревенской кузиной, которую считали «блестяще одаренной», «обладающей выдающимися экстрасенсорными способностями» и которая пыталась постичь те же тайны, что и Мона, но делала это по-своему. Девятнадцать с половиной… Пока Мона лично не встретилась с этим блестящим созданием, она считала, что в таком возрасте уже невозможно оставаться истинно юным душой. Мэри-Джейн, похоже, стала наиболее интересным открытием, сделанным с тех пор, как они занялись поисками в стремлении собрать вместе всех Мэйфейров. Пожалуй, такое открытие можно назвать предопределенным: они неизбежно должны были наткнуться на пример атавизма в лице Мэри-Джейн. «Интересно, — думала Мона, — что еще выползет из этого болотца?» При мысли о полузатопленном доме на плантации — великолепном и величественном памятнике греческого Ренессанса, постепенно погружающемся в тину, Моне становилось не по себе. Как это ужасно: обломки известки и глины, с шумом падающие в мрачные воды, рыбы, проплывающие мимо балясин лестничной балюстрады- — Что, если дом рухнет и похоронит девочку под своими обломками? — волновалась Беа. — Ведь он уже наполовину в воде! Ей нельзя там оставаться. Малышку непременно следует переселить в Новый Орлеан. — Болотная вода, Беа, — отозвалась Селия. — Болотная вода, помнится, не озеро и не Гольфстрим. Кроме того, если ребенок не понимает, что надо выбираться оттуда и увезти пожилую женщину в безопасное место… Пожилую женщину… Воспоминания о последнем уик-энде, когда Мэри-Джейн внезапно появилась на заднем дворе и нырнула в маленькую группку людей, окружившую Роуан, словно попала на пикник, отчетливо сохранились в памяти Моны. — Я знаю о вас все, — объявила Мэри-Джейн, обращаясь в том числе и к Майклу, который стоял возле стула Роуан, словно позируя для парадного семейного портрета. Майкл перевел взгляд на новую родственницу и надолго задержал его на лице девушки. — Я прихожу сюда иногда и смотрю на вас, — тем временем продолжала Мэри-Джейн. — Да-да, я говорю правду. Я приходила и в день вашего бракосочетания. — Она указала на Майкла, затем на Роуан. — В день свадьбы я стояла вон там, на другой стороне улицы, и разглядывала ваших гостей. Каждую фразу Мэри-Джейн произносила с вопросительной интонацией, словно ожидая в ответ подтверждения со стороны тех, к кому обращалась. — Тебе следовало прийти сюда, в особняк, — мягко сказал Майкл. Он внимательно вслушивался в каждое слово, произнесенное Мэри-Джейн. Беда Майкла заключалась в том, что он имел слабость к миловидным девушкам, едва достигшим половой зрелости. Его встречи с Моной отнюдь не были капризом извращенной натуры или следствием действия колдовских чар, а Мэри-Джейн Мэйфейр — этакая сексуальная болотная курочка — представляла собой весьма лакомый кусочек. Впечатление не портили даже ярко-желтые косички, заплетенные на макушке, и грязные белые лаковые туфельки на ремешках, какие обычно носят маленькие девочки. Темная, оливкового цвета кожа — возможно, виной тому был просто загар — делала ее похожей на паломино — пегую лошадку с белой гривой. — Что показали тесты? — спросила Мона. Ведь ты приехала сюда ради этого, не так ли? Они проверяли тебя? — Понятия не имею, — ответила гениальная особа, она же — могущественная болотная ведьма Они там так суетятся. |
