На кухонном столе стояли немытые бокалы и бутылки шампанского. Все снимали пальто в прихожей. Джойс спросила, не хочет ли кто чаю. Калли зевнула. Если она сейчас не ляжет, то просто упадет. Николас поблагодарил Тома и Джойс: он прекрасно провел время. Барнаби подошел к кухонному окну и стал смотреть на свой сад. Любовался освещенными растениями, волшебными тенями.

И вдруг сморгнул, глянул снова, вгляделся пристальнее. Что то там было, посередине лужайки! Что то странное, светящееся, испускающее чистое сильное сияние. Он приблизил лицо к стеклу, прищурился. Услышал, как кто то вышел в сад через кухонную дверь.

Это была газонокосилка. Серебряная! Выкрашенная серебристой краской. Ручка, колеса, бункер для состриженной травы – всё. К ручке атласными лентами было привязано много много серебристых воздушных шаров.

Барнаби запрокинул голову и посмотрел, как они слегка подпрыгивают, как дрожат на фоне темного неба, лучащегося звездами. В рамках сердечках были надписи, которые из кухни он прочитать не мог.

А из открытых окон гостиной лилась музыка. Оттуда смотрели дочь, ее муж и улыбались. Группа «Холлиз», «Воздух, которым я дышу».

– Чувствую, простужусь, – пожаловался Барнаби жене, медленно идущей к нему по лужайке. Достал большой белый носовой платок и трубно высморкался.

Джойс взяла его за руку и тихо прошептала:

– «Если бы я могла загадать желание… Не могу придумать, что мне нужно… не сигареты… не сон, не…» О, Том, я забыла, как там дальше!

– «Не свет…»

– Точно! «Не сигареты, не сон, не свет, не звук, не еда, не книги…»

– «Мы занимались любовью с тобой, и мне так покойно… Чего еще можно желать?»

Он обнял ее, она прильнула к мужу, положив голову ему на плечо. Они стояли не двигаясь, звезд собиралось больше и больше, а они стояли, стойко обороняясь от неумолимого времени, которое меняет все. А потом они стали танцевать.