Они вышли к высокому обрыву, с которого открывался великолепный вид на крутой поворот реки и противоположный берег. Деревья лишь покрывались почками, все это напоминало палитру со смешанным цветом серых стволов и зеленью елей.

Яна обернулась:

— Я сразу догадалась, что бинокль в лесу не нужен, подзорная труба тем более. Они требуют открытого пространства, а лучшего места, чем здесь, не найти.

— Согласен. Но где же дом епископа и «чертов стул»? Девушка взяла его за руку и подвела к огромному дубу, одиноко стоящему на опушке.

Когда-то кто-то вырезал на стволе надпись. Резали очень глубоко или даже вырубали. Рана на дереве зажила, почернела, надпись выглядела болячкой или несмываемой татуировкой.

Яна прочла:

— «Дерево посажено на месте дома преподобного Агафона, согнавшего нечисть в пропасть!» Что скажешь?

— Преподобный — это, как я догадываюсь, и есть епископ. А нечисть — черти, которых он согнал в пропасть.

Егор подошел к краю обрыва и глянул вниз. Узкая каменистая береговая полоса, — лучше туда не падать. Метров сорок, не меньше. Костей не соберешь.

— Да, Чертям не повезло. Но стульев они не оставили.

— Спустимся вниз, здесь есть деревянная лестница. Когда-то в этих местах была большая деревня и люди ходили на реку за водой. Там много чистейших родников. Идем.

Лестница спускалась зигзагами. Пятнадцать ступеней вдоль стены в одну сторону, маленькая площадка, пятнадцать ступеней в другую сторону. И так до берега. Вся конструкция держалась при помощи клиньев, вбитых в глиняный откос, и оказалась крепкой, лишь поскрипывала под ногами, но не шаталась.

— А как ты сюда добралась? Я не видел твоей машины.

— Моя машина в гараже, в мамином доме. Я загнала ее в самый угол и накрыла брезентом. Ее не найдут. Сюда я приехала на отцовском мотоцикле. Он стоит в сарае.

— Но сторож видел, куда ты ее ставила?

— Петрович? Нет. Он ничего не скажет. Хороший старик. Ко мне он очень хорошо относится.

— Трепач твой Петрович. А где стоял мотоцикл?

— Во дворе офиса отца, там есть «ракушка». Ключи хранились у его секретарши Верочки. Она мне их отдала.

— И эта Верочка до сих пор работает?

— Фирма не закрывалась ни на один день, так же как не закрывались казино. Новый хозяин не станет выгонять старых работников, там слишком сложная бухгалтерия, люди трудятся проверенные и надежные.

— Ты не задумывалась, как убийца мог отравить твоего отца? Он же очень опытный человек. Тем более был на стреме после получения посланий из Москвы.

— Его мог отравить только тот, кому он доверял. А доверял он всем, с кем работал, и все имели к нему доступ. Это произошло в то время, когда Вера отлучилась на обед. Значит, она могла знать убийцу. Потому он дождался ее ухода и попал к отцу без свидетелей. Подозревать можно всех, но доказать ничего нельзя. Никто не был заинтересован в смерти отца. Мою мать побаивались. И не без оснований. Когда она села в кресло отца, то первым делом урезала людям зарплату. Я не верю, что кто-то из подчиненных мог пойти на убийство.

— Отравление. Странно. Почему не застрелили его через окно? Так просто, как дважды два.